[milaya_devo4ka]

Если тут ещё кто-то кроме меня бывает - давайте поголосуем за Никитушку на сайте театра?
www.ermolova.ru/golosovanie

Он же правда офигенный и заслужил.

Кстати, пообщалась с ним вчера после спектакля - ну просто человек-солнце, милый-милый, внимательный-внимательный

@темы: роли Татаренкова, фото Татаренкова

---

[milaya_devo4ka]

Так, Интернет внезапно как набросился на меня, как показал мне фоточек...

@темы: фото Татаренкова

---

[milaya_devo4ka]

Разбавлю тишину.
Отличное видео с недавних питерских гастролей. Немножко Никиты (а, собственно, когда его бывало множко? Эх...).

---

Пикспам...

[milaya_devo4ka]

У меня тут внезапный приход, поэтому вот подборка... Мне кажется, в ней есть какие-то фотки, которых ещё не было тут

@темы: фото Татаренкова

---

Репетиция "Игроков" (2001

[milaya_devo4ka]

Задумчивый Никитушка, красивый Олег - что еще нужно для щястья?

@темы: видео, канон

---

[milaya_devo4ka]

Театр Ермоловой на катке ГУМа

Никита просто отличный

@темы: фото Татаренкова

---

[milaya_devo4ka]

Прекрасные фоточки, которые все наверняка уже видели в преддверии ДР ОМ

@темы: фото Татаренкова, канон

---

первый день зимы

[Эдема]

Пусть начнется с прекрасного

@темы: ОЕ, фото Татаренкова, канон

---

[Крошка Пингви]

Автор: lutikov@, Беты нет
Пейринг: нежно любимый мной и видимо только мной Никита/Настя, присутствуют ОЕ и Нафаня
Рейтинг: 12+
Размер: ~600 сл.
Жанр: романс
Дисклеймер: все герои вымышлены, любое совпадение - случайно (кэп)
Описание: до чего доводят ТсЗ

Они первыми залетают в квартиру на Фрунзенской

Они первыми залетают в квартиру на Фрунзенской - Олег, якобы ратующий за здоровый образ жизни, отказывается ехать на лифте и сейчас пересекает лишь пролёт между третьим и четвёртым этажом. А на счастливом тринадцатом в это время Никита, жадно целуя Настю, безуспешно пытается расстегнуть пуговицы на непривычной строгой блузке.
- Майки тебе идут больше, - шепчет он, чуть отстраняясь от её губ.
- А раньше вы с Олегом говорили, что мне идёт роль домохозяйки, - улыбаясь, Настя сама берётся за непослушные пуговицы. Выражение лица остаётся почти таким же серьёзным, как во время объявления оценок жюри, уголки губ едва приподнимаются, но в воображении Никита дорисовывает широкую улыбку, дорисовывает ямочки на щеках, сияющий взгляд влажных глаз - он уже видит, каким будет Настино лицо сегодняшней ночью (а если повезёт и он постарается, то уже в ближайшие полчаса).
- Даже гении ошибаются, что уж говорить о нас с Меньшиковым, - он невольно опускает взгляд на обнажившуюся грудь.
- Никит, да что с тобой сегодня? - Настя смеётся, когда он, точно глупый щенок, начинает не то что зацеловывать, но почти облизывать её солоноватую кожу. - Мне в душ нужно сначала...
Но он не слушает. За восемь лет совместной жизни (совместные завтраки, совместный отдых, совместная - иногда даже на троих - постель) они успели привыкнуть друг к другу, ничего нового, казалось, их уже не ждёт. И вот Меньшиков предлагает Насте поучаствовать в популярном телешоу. Никита не имеет ничего против, и Настя соглашается. Никита вынужден наблюдать за эфирами через айпад, хотя дорого бы дал за то, чтобы самому преподносить Насте охапки роз после каждого выступления ("Настя, вы знаете этого молодого человека?" - "Конечно, это мой любовник!"). Настя, которая всегда стеснялась и не любила танцевать, на паркете вытворяет такое, что дух захватывает, а кровь приливает не в то время не к тому месту. Снимать напряжение прямо в машине Никита не решается, но после каждого выпуска он везёт Настю в их совместное гнёздышко и не выпускает из спальни практически до самого утра.
Вот и сейчас она лежит перед ним, заведённая, раскрасневшаяся, про душ она уже забыла, и только подгоняет его поскорее начать.
- Я тут подумал, - он нависает над ней.
Она пытается приподняться, чтобы поцеловать и прекратить наконец его размышления вслух, но он крепко держит её. Из-за стенки доносятся звуки перестрелки - пока никто не видит, Олег Евгеньевич пересматривает боевики с любимым Шварцнеггером.
- Я хочу ещё детей. Я люблю кнопку, - он начинает объяснять, увидев её недоумённый взгляд. - Но когда кнопка родилась, я ещё не знал тебя. В смысле я хочу от тебя. Чёрт.
Он замолкает в ожидании её ответа. Она вздыхает и начинает загибать пальцы:
- Во-первых, я стану совершенно долбанутой...
- Милая, я общаюсь с Меньшиковым почти 20 лет, меня не испугаешь расшатанной психикой.
- Кстати, Олег будет против - и это во-вторых...
- Я с ним поговорю, за это не волнуйся.
- В-третьих, я растолстею, у меня обвиснет грудь и ты меня разлюбишь...
- Хм, минусы, конечно, существенные, - Никита ловко уворачивается, и Настина ладонь проходится аккурат по его плечу.
- Никит, будет сложно...
- Мы справимся, у нас же такая дружная шведская семья!
Настя хочет возразить что-нибудь ещё, но Никита успевает поцеловать её раньше.
- Да ты только представь, - шепчет он. - Утро выходного дня, мы отсыпаемся после тяжёлой недели, и тутв комнату вбегает маленький человек с криками МАМА ВКЛЮЧИ МНЕ СВЕТ Я НЕ ДОСТАЮУУУ. Ну, разве не здорово?
Настя хохочет. Некоторые плачут от счастья, а Настя от счастья смеётся.
- Я согласна, - она сияет, - раз уж замуж ты меня всё равно не зовёшь, так хотя бы здесь согласиться.
Больше они не произносят ни слова, так как у тех, кто хочет завести детей есть дела поважнее разговоров. Меньшиков с облегчением отходит от стены и убирает стакан в настенный шкаф к стекоянным собратьям.
- Наконец-то решился, - ворчит он, надевая пальто и потуже завязывая шарф. - "Не согласится, не согласится", что она, дура что ли отказываться?
Он оборачивается и зовёт присевшего у Настиной спальни Нафаню:
- Пошли, псина, подслушивать нехорошо.

@темы: фики

---

[Крошка Пингви]

Я верю, что вконтакте полетит раньше, чем дайрики, а потому переношу фоточки с тенниса вот с этого соо: vk.com/club43633818 к нам)))

боооольшие фоточки НТ - я считаю, все позирования ради нас ну

@темы: фото Татаренкова

---

[Крошка Пингви]

Гет размером в 166 сл.
Просто кое-кто сказала, что существует фото, где НТ целует Настю и вот:

Он видит её в боковое стекло – уставшую, немного бледную, но сияющую в лучах заходящего солнца. Он представляет, как быстро выходит из машины, распахивает объятия, встречая её, крепко обнимает и чмокает в щёку – как она расцветает от этого поцелуя, как на лице появляется широкая улыбка. А он открывает ей дверь, усаживает… Нельзя. Повсюду папарацци, а под руку Настю ведёт её собственный муж. Никита отводит глаза – нужно всего-то дождаться вечера, когда они смогут остаться вдвоём, но он уже волнуется, что что-то пойдёт не так (от автомобильной катастрофы до апокалипсиса) и до вечера они просто не доживут. Каждая минута без неё тянется вечностью, и даже сейчас, когда их разделяют всего две дорожных полосы, Никита продолжает прокручивать всевозможные сценарии, где всё оканчивается либо разлукой, либо смертью одного из персонажей.
- Привет, родной, - она тянется со своего заднего сиденья и целует его в макушку.
- Доиграетесь, - ворчит Олег, застёгивая ремень безопасности (безопасность превыше всего!)
- Я скучал, - шепчет Никита, заводя машину, а сердце стучит предательски громко. – Едем домой

@темы: фики

---

Меньшиков, Кемпо, Андреев, репетиции Дориана в Киеве, пресс-конференция там же

[Крошка Пингви]

Пиксам "Фотографии на которых нет Татаренкова"

дальше

больше здесь

@темы: фото Меньшикова

---

Фанфик "Веселее, вы в футболе"

[Katarina Dix]

Название: «Веселее, вы в футболе!»
Персонажи: Олег Меньшиков/Никита Татаренков, Данила Козловский, Марат Башаров, Максим Виторган и другие.
Рейтинг: pg-13
Жанр: романс
Дисклеймер: всех люблю и уважаю, ни на что не претендую и ничего не утверждаю, просто фантазирую ради удовольствия.
Описание: один не совсем обычный футбольный матч =)
От автора: первый фик с этими персонажами, в футболе разбираюсь плохо, а написать хотелось)
фото для вдохновения


Сегодня все ангелы, упрямо сложив крылья за спиной, разом отвернулись от него. Так он решил утром, и так думал на протяжении всего дня, пока не понял, что сам является ангелом. Для кого-то.

читать фик

Опаздывать Никита не любил и знал, что глупое оправдание «по семейным обстоятельствам», серым дымом мгновенно растворится в воздухе над головами его друзей и коллег с хмурыми, как сентябрьское утро, лицами. И даже искренняя улыбка и виноватый взгляд не спасут. В Товариществе у всех давно уже иммунитет перед обаянием Татаренкова. Прошли времена, когда солнечный мальчик с чистыми хрустальными глазами и жёсткими пшеничными волосами мог кого-либо заставить перейти на его сторону при помощи одного лишь ясного взгляда из-под пушистых белёсых ресниц. Теперь и волосы короче и темнее, и сквозь кристальную чистоту души проглядывает каменистое дно прожитых лет.
Именно сегодня, когда ветром срывая на своём пути жёлтые следы осени, хотелось мчаться через всю дождливо-серую столицу в Лужники на долгожданную игру, когда внутри снова зародилось это мимолётное чувство сладкого волнения, знакомое с первых выходов на сцену, он вынужден был сидеть у кровати с подхватившей простуду дочерью.
Пока Оксана сквозь толщу московских пробок добиралась домой, заботливому отцу Татаренкову пришлось самому забрать Софью из школы, уложить в постель и дать лекарство.
И Никита и вовсе бы отказался сегодня от беготни по мокрой и грязной после сыпучего неуёмного ливня траве, если бы не Меньшиков.
Конечно, опять он. Снова первопричина всех его проблем и ярчайших мгновений радостей.
Они не виделись больше трёх месяцев: наконец-то талантливый, но ленивый, по его же словам, народный артист поднял парус на своём непотопляемом фрегате и отплыл от берега Фрунзенской набережной по волнам хорошего кино. В том, что фильм снимут хороший, Никита даже не сомневался. Советские легенды пусть и не блестят глянцевыми скандалами и не переливаются слепящими яркими красками, но в них есть нечто другое, простое, но незаменимое – настоящая жизнь. И сценарий он видел, даже запомнил редкие фразы, которые душной московской ночью ему декларировал по телефону Меньшиков, мучающийся от бессонницы.
Хорошие слова: правильные и нужные чувства внутри вызывают.
Конечно, они созванивались, а первого сентября, когда Софья пошла в школу, в квартиру даже доставили огромный букет цветов с открыткой, где было много пожеланий успехов в учёбе от дяди Олега. Оксана, конечно, как всегда одарила тогда Татаренкова долгим пронзительным взглядом с укором, а Софья вспомнила, как ей было весело с дядей Олегом, дядей Маратом и Амели кататься по Москве-реке на большом белом кораблике.
Только артист от природы, гений от рождения, мог влюблять в себя людей всех возрастов.
И не имело значения, будет ли сегодня Меньшиков вместе со всеми бегать по полю, защищая ворота и выплёскивая эмоции так громко, словно желая содрогнуть силой голоса небеса, или же он будет летать, как важная птица, вдоль игрового поля в длинном чёрном пальто с развевающимся на шее шарфом, нервно приглаживая непослушные волосы, наблюдая за действом со стороны. А может, он придёт не один – и тогда его будет плохо видно на трибунах. И его громкие замечания будут долетать до поля, сливаясь с истеричным собачьим лаем.

Главное, что он снова сможет заглянуть в таинственные и притягательные, как непроглядная ночь, глаза, пожать тёплую твёрдую ладонь и услышать родное и привычное «Никит, как же мне не хочется ничего делать». А потом тихо улыбнуться и наблюдать, как меняется настроение. Снова удивляться неиссякаемому источнику энергии этого человека.

Как Никита и предполагал, в раздевалке, кроме гуляющего вдоль закрытых кабинок сырого сквозняка, уже никого не оказалось – все давно на поле, играют. Наверно, ругаются на серо-молочное небо, простынёй повисшее над городом, готовое в любую минуту разрыдаться от тоски и печали; на порывистый настырный ветер, ноющий свою грустную песню; на грязные матовые лужи в траве и на всех опоздавших и не пришедших, у которых нет совести, но которых все очень ждут. Но у Никиты совесть была: он ещё возле дома отправил Меньшикову сообщение, что вынужден был сидеть с дочкой и потому к назначенному времени никак не успеет. И зачем-то приписал «прости», хотя извиняться ему точно было не за что. Но Олег часто вызывал в нём непреодолимое желание совершать странные поступки: почти против воли, хотя и не без удовольствия.

Молниеносно переодевшись и захватив с собой пару гетр, Татаренков поспешил на поле. Друзья и коллеги, к его удивлению, ещё не играли. Кто-то бегал трусцой, кто-то разминался, приседая и выполняя наклоны, кто-то притащил на поле скакалку и теперь демонстрировал свою прыгучесть. Не футбол, а чемпионат по лёгкой атлетике какой-то. Но греет душу, что не опоздал на игру. Или терпеливо ждут, сочувствуя.
Олег тоже был здесь. Его ярко-красные бутсы Никита заприметил ещё издалека и внутренне улыбнулся, увидев того полностью готовым к игре. За три месяца съёмок Меньшиков явно похудел: заметно не только по синему свитеру, скрывающему живот, но даже и по икрам, обтянутым чёрными гетрами. Наверно, поэтому и решил снова побегать по полю – чувствует лёгкость во всём теле, готов парить и петь песни, восхваляющие радости этой жизни.
Рядом с ним, как всегда, Марат, открывающий самые последние интриги экстрасенсов и разоблачающий фокусы братьев Сафроновых. Говорил, что начали новый сезон снимать «Битвы» – не участники, а персонажи мольеровских комедий. И весело с ними, и мурашки по спине иногда бегут. Тут же и Саша с Колей, «Квартет И» в лице Виторгана и одной четвёртой квартета – Камиля Ларина. И ещё кто-то стоит. Высоченный и большой, тёмный и мрачный, как скала. И глаз с Олега не сводит. Что ещё за новый театрал?

Никита уверенным шагом пересекал половину поля, приближаясь к воротам, где друзья вели неспешные интересные беседы, и старался рассмотреть «новенького».
Почему-то ещё издали он показался знакомым, как однажды увиденный хороший фильм, но название которого потом напрочь вылетело из памяти.
И только белоснежная цифра семнадцать на красной майке поверх чёрной водолазки, обтягивающей широкую спину, невидимой рукой толкнула мысли в верном направлении.

- А вот и наш заботливый папаша!

Первым хотелось обнять Олега, но Марат оказался ближе.

- Не переживай, Никит. Девочки не умеют болеть. Вот увидишь, завтра она уже будет поглощать сладости и названивать подружкам. Иногда я просто поражаюсь силе иммунитета Амели.
- Ага. И это при том, что она не играет в футбол, да, Марат?
- Ну конечно.

- Спасибо. Да я тоже думаю, что к вечеру температура спадёт.

Никита со всеми поздоровался за руку, и когда очередь дошла до широкоплечего незнакомца, наконец-то заговорил и Олег.

- Сегодня играем с легендой, Никит. Видишь, ребята Даниле и майку подобрали.
- Они уже успели с Башаровым найти общую неиссякаемую тему – коньки.
Хрипловатый голос Виторгана раздался где-то над самым ухом, а затем и его тяжёлая рука мягко опустилась на плечо Татаренкову.
- Я позвал Данилу с нами поиграть. Футбол – такая же великая игра, как и хоккей. Только погода сегодня нам не благоволит.
- Дождь может пойти в любую минуту.
- Молодец, Марат, уже и погоду научился предсказывать. Глядишь, скоро и будущее наше увидишь.

Общий товарищеский смех Данила поддержал лишь несмелой улыбкой.

- А что у нас с количеством сегодня? Вы чего без меня играть не начали?
- Потому что нас мало сегодня. Без тебя, Никит, никак.
- Да, Олег правду говорит. Снова разные причины, неотложные дела, сверкающие ярче обещаний. Совесть люди теряют вместе с мозгами, и что самое обидное, даже не замечают. Или некоторые просто не знают, что это такое. Зачем им совесть, если есть бабки и крутой телефон. Так что сегодня за нас бегаешь. Фигурист и хоккеист хотят быть в одной команде. Будешь в ворота Товарищества играть. Суровая реальность.
И Максим дружески похлопал Никиту по плечу.
Игра предстоит не простая, но явно интересная. Впервые за последние лет пять Татаренков с Башаровым и Меньшиковым в разных командах. Интересно, это всё-таки была идея Марата или Олега так с ним поступить? Актёры - жестокие люди, готовые отомстить за опоздание самыми тонкими и изощрёнными методами.
Ну ладно, в другой команде, так в другой, важно не это. Зацепило, что Олег постоянно о чём-то с Данилой переговаривались между собой, улыбались. Неужели так сдружились за время съёмок? Или Олег, не выходя из роли, продолжал давать наставления, как великий тренер?
Но нет, уж кто-кто, а Никита Меньшикова очень хорошо знал. Тот никогда всерьёз не относился к ролям, которые играл – он просто мастерски делал свою работу, и тут же о ней забывал. Он проживал персонажа только на сцене или перед камерой, но никак вне их. Даже когда слова повторял, то произносил их машинально, просто стараясь воспроизвести, а не сыграть. И это поначалу казалось чудом, вызывало внутри трепет и необъятное восхищение, а потом Никита привык.
И вот теперь он снова видит этот восторженный, почти влюблённый взгляд. Неловкое смущение, когда Олег смотрит, не мигая в глаза, рассказывая историю, жестикулируя, приглаживая волосы.
Козловский почти на голову выше Меньшикова, но смотрит так преданно, так внимательно. И глаза безумно горят азартом из-под длинной чёлки. А говорит неуверенно, мягко, тихо. Даже и не скажешь, что подающий надежды актёр. Но из образа точно не вышел – благоговеет перед Олегом, как ученик перед наставником. Или правда, как начинающий актёр перед народным прославленным артистом. Не он первый, и не он последний, это точно.
Знакомый блеск в глазах, знакомое чувство. Наверняка, и Олег видит. Не может не замечать столь очевидных вещей.

А между тем, игра началась. И вскоре заморосил, набирая силу, противный холодный дождь.

- Это Данила нам питерскую дождливую осень привёз!
- Да я дома уже давно не был.
- А не надо там быть. Хватит твоего внутреннего состояния. Меланхолии питерской, так сказать. Ну ё маё, Никита, ну куда ты бежишь? Вне игры же было!
- Да вижу, вижу!
- Да он без паса фигуриста не может!
- Татаренков просто побегать вышел!
- Если хочешь, Никит, то можно и без мяча по дорожкам. Полезно для здоровья. И ноги будут красивые, как у модели.
- Какой модели, вы чего?
- Мужского пола модели, Никит! Они, знаешь, какие! Нам актёрам и не снилось!
- Мне в актёрах хорошо, спасибо не надо!
- Примерно такие, как Данила!
- Да увлёкся я, хватит уже!
- Так, всё, играем-играем!
И все тут же прекратили перепалки, повинуясь приказному, но доброжелательному тону Меньшикова.

Бегать под дождём становилось всё сложнее и сложнее. На мокрой траве падали так часто, словно по льду ходили, да и скользкий мяч постоянно норовил вылететь за пределы поля. Но разве могла непогода остановить стихию дружеского спортивного азарта?
Никиту смущал не дождь, а новый игрок. Они с Маратом так ловко всех обыгрывали и делали передачи, что вскоре открыли счёт товарищеского матча. И забил Козловский
И вот они, первые объятья и поцелуи радости и триумфа. Олег подошёл к Даниле и, улыбаясь, пожал руку. Татаренков поджал губы и нахмурился.

- Никитка, не спи. Смотри, что эти конькобежцы творят! Бей по воротам, не бойся, Меньшиков подвинется!
- Меньшиков не подвинется.
И в эту секунду Никита как раз поймал довольный взгляд Олега, пригладившего раскрытой ладонью мокрые волосы. И от этого жеста, и от вспышек адреналина в блестящих глазах, от вздымающейся груди после бега, от игриво изогнутых тонких губ - ото всего сразу проснулось забытое чувство нежности - он успел соскучиться. Или же во всём виноват новый талантливый игрок, завладевший вниманием, предназначенным не ему.

- Не надо никуда двигаться. Я и так забью. Камиль, играй сейчас на меня!

После третьего гола, мастерски исполненного Козловским, к Никите снова подошёл Виторган и потрепал по макушке.
- Крепись. Этот мальчик силён и упрям во всём.
- Да я нормально. Видишь, бегаю, как спринтер.
- Ты бы лучше, как футболист бегал, Никит.
- Парни, не расслабляемся, до конца тайма ещё двадцать минут. Играем, играем!
- А вы ворота защищайте, а то Ефремов там уже охрип от вашей сегодняшней игры.

И Никита сменил тактику. Раз не могут сегодня ворота защитить, значит, надо забивать. Обыгрывать и Башарова и Козловского практически одному. Камиль что-то не сильно стремится к воротам соперников – у «Квартета» весь сентябрь спектакли были, неужели сил не осталось совсем? Или перерыв так подействовал? От кого же пас теперь ловить?

- Сашка, играй на меня! Квартет сегодня тает под дождём, как сахар!
- Как квадратный рафинад.
- Сливки на поверхности кофе!
- Никита, мы в тебя верим!

Верой игре в футбол не поможешь, поэтому Татаренкову пришлось пойти на крайние меры. Опасно, конечно, пытаться отобрать мяч у Козловского, да и почти невозможно, когда рядом оказывается Марат, и они вдвоём ловко разыгрывают передачу. Но можно ведь попробовать и по-другому.

Подкат. И Данила падает и жмурится от боли. Пытается встать, держится за ногу. Меньшиков хмурится, но зато мяч улетает с поля, и вбрасывают угловой. Татаренков встаёт весь грязный и прихрамывает.

- Обалдел, Никит?
- Татаренков, какого хера ты творишь, светлая ты наша голова?!
- Да всё нормально, не кричите! Он в мяч играл!
- Ага. И слегка промахнулся! Я видел, жёстко было!
- Да в ногу же! Смотри, как Козловского скрутило! А ведь он в полтора раза больше Никитки.
- Всё нормально, я в порядке.
Данила встаёт, прыгает сначала на одной ноге, потом на двух. Пару раз приседает. Олег смотрит молча, затем, прихлопывая в ладоши, громко кричит.

- Играем, играем! Время!

И снова, стараясь отобрать мяч, Никита действует грубо.

- Да будь у нас судья, Татаренкова уже бы с поля удалили!
- Молчать! Играем! Не было нарушений!
- Да как не было, если игра рукой?
- Я так играть не намерен! У меня жена и двое детей дома. И спектакль через неделю. Идите вы к чёрту с такой игрой!
- Тише, Лёш. Никто не собирается играть без правил.
- Ещё одна подобная выходка – и я сваливаю нахер!
- Слышал, Никит? Можем потерять полузащитника? Включай не только мышцы, но и мозги.


И первые два гола в ворота Товарищества.
- Олег, ну ёшкин кот! Ну где тебя носит? Ворота открыты совсем.
- Так Марат рванул, но упустил! Я при чём?
- Не знаю. Татаренков сегодня даже Виторгана бегать заставил!
- Никитка – молодец!
- Это Данила пропустил.
- Я на другой стороне поля был.
- Всё-равно упустил. В штрафную же прорвался.
- Да я и не заметил.
- Ладно. Играем. Что теперь скулить?

- Перерыв пятнадцать минут!

И Башаров, и Ларин, и Татаренков разлеглись на траве и вытянули ноги.

- Что за игра, Никит? Ты хочешь, чтобы Данила не смог съёмки продолжить?
- Да он сам виноват. Я обычно играю.
- Сегодня все играют не обычно. Поле не позволяет.
- Да ладно, дождь-то не такой уж и сильный. Я привык уже.
- А Олег-то сегодня как резво бегает. Съёмки ему явно пошли на пользу.
- Ты, прав, Камиль. Он там, наверно, командным спортивным духом зарядился. Советский хоккей – это глыба была. Махина такая, что ого-го!
- Да, было чем гордиться.
- А теперь что? Хоккей, футбол?
- Фигурное катание и художественная гимнастика.
- А теперь нам только Меньшиковым гордиться.

И дружный смех тут же разрядил обстановку.


Второй тайм начался уже без дождя, но все игроки уже были мокрыми до нитки и потому никто не обращал внимания на неудобства. Главное – удовольствие. Бегали, кричали, матерились, смеялись. Ловили кайф. Во втором тайме и Данила стал чувствовать себя увереннее. Команда за забитые голы прониклась симпатией – теперь ждали ещё.

Меньшиков, как явный лидер, подбадривал громче всех. И от его слов играть хотелось не только его команде, но и команде соперников.

- Веселее, веселее! Вы в футболе!
- А это ещё что за кричалка?
- Это Олег Евгеньевич у Тарасова позаимствовал! – тут же весело выкрикнул Данила, и Никите захотелось, чтобы парень снова растянулся на траве.

- Хорошая кричалка! Правильная! Веселее, парни! – тут же подхватили остальные.

Счёт удалось сравнять быстро, так как Данила почему-то явно расслабился, и Никита смог его обыграть даже без нарушения правил. Мяч красиво влетел точно в левый верхний угол, и Никита ликовал.

Но дальше игра пошла жёстче. Нарушали все, грубили все, падали все. Театральный футбол стал похож на поле боя. И силы уходили в два раза быстрее.
Белоснежный номер семнадцать на майке Данилы полностью скрылся под слоем грязи, а Никита стал внешне похожим на своего недавнего персонажа из советской классики: когда тот распиливал гирю и встретился на вокзале с покровителем в чёрном элегантном пальто. Только волосы короткие. И нет той беззаботной лучезарной улыбки и радости в глазах.
Башаров успел много раз пожалеть, что сегодня надел светлую форму.

- Грязная игра во всех отношениях! Нападающих в душ холодный, чтобы подостыли! – доносились комментарии от редких коллег-зрителей.
- И Меньшикова к ним, чтобы веселее!
- Не, если с Меньшиковым, то тогда в баню. Веничком по округлым частям тела! Глядишь, и в футбол играть начнут по правилам.

- Забивать надо, Никит, забивать!

- Камиль, играем через Сашку тогда.

- Веселее, веселее, десять минут осталось. Марат!

- Что?

- Веселее!

И Башаров, схватившись за трусы, как за юбочку, начал пританцовывать. Кто-то последовал его примеру, и по полю разнёсся гулкий смех.
Откуда-то с трибун донеслось многозначительное :
- Актёры!


- Эй, фигурист, играем!

Никита воспользовался моментом и ловко перехватил мяч у команды соперников.
Вести, вести, не терять, никому не отдавать. Вот слева Камиль решил присоединиться. Дать пас ему и затем бежать вперёд, в штрафную.
Не получается, справа уже мелькает когда-то белоснежная майка Башарова. Резвый сивый мерин тут как тут, но нападать не спешит. Олег. Олег присоединяется к защите. Что же делать-то?
Пас на Камиля, и мяч мгновенно перехватывает ниоткуда взявшийся Козловский. Сразу длинная передача на Марата. Эх, успеть бы добежать, никто ж ворота не прикрывает. Виторган еле ноги передвигает. А ведь такой высокий, мог бы вмиг мяч у Козловского отобрать.
Татаренков, не раздумывая, подлетел к Даниле сбоку и снова сделал подкат, но не рассчитал, что поскользнется на мокрой траве.
Сыграл Никита в мяч, но тут же растянулся на земле, и, кувырнувшись через голову, рядом с ним рухнул подкошенный Данила и задел бутсой по коленке.
От мгновенного укола боли у Никиты даже дыхание перехватило на мгновение.
Зажмурившись, он прижал руки к ушибленному колену и перекатился на спину, а потом и на живот. Что-то твёрдое впилось в лоб, и новая вспышка боли заставила вновь беспомощно хватать ртом воздух.
Данила первым пришёл в сознание, и тронул Никиту рукой.
- Ты как?
- Не встану, - сквозь зубы шикнул Татаренков, продолжая жмуриться и стискивать зубы.

- Да у тебя кровь на лице…

В мгновение сбежались и остальные игроки. Меньшиков присел на корточки и внимательно посмотрел на лоб Никиты.
- Да какого хера здесь стекло на поле? Совсем обалдели? – от по-настоящему львиного рыка народного артиста все даже немного стушевались.
- Стекло?
- Ух ничего себе!
- Вот это новости! А мы тут в футбол, понимаешь ли, играем.
- Ты как, Никит? Рана не глубокая, вроде.
- Я ему коленку бутсой зашиб, - виновато ероша мокрые волосы, тихо сказал Данила, наблюдая, как Меньшиков уверенно и заботливо держит ладонь около окровавленного лба.
- Сам виноват. Оклемается.

Никиту отправили в раздевалку залечивать ушибы и внезапные раны, и игру заканчивали уже без главного нападающего. Но поскольку Данила тоже потянул ногу, то последние десять минут игры больше походили на тренировку по передачам. Никаких атак, никаких голов. Хватит, травмы больше сегодня не нужны.

Татаренков лежал на кушетке и смотрел в потолок. Он уже было собрался встать, взять куртку и выйти из врачебного кабинета, где несколько минут назад ему обработали раны и ссадины, забинтовали колено и заботливо предоставили душевую, но помедлил. Ногой лишний раз шевелить не хотелось, хотя и обошлось без разрывов связок и растяжений. Но ушиб чувствительный, Данила хороший след оставил на его теле. Да ещё и когда падал, ухватился за плечо – теперь там, под футболкой две лиловые отметины от его пальцев. Чёртов хоккеист, вцепился мёртвой хваткой, как за родную реквизиторскую клюшку. Силы недюжинные, как у богатыря. Да и внешне сходство заметное – невинный взгляд из-под чёлки, улыбка школьницы, а фигура чемпиона по плаванию.
А ведь хорошо играл, для новичка. Сразу влился в команду, сразу нашёл своё место, партнёров по передачам. С Маратом они слаженно комбинации строили, словно играли уже не первый год.
Данила – молодец.
И Никита даже почувствовал себя виноватым, что позволял себе такие вольности на поле, движимый какой-то необъяснимой злостью.
А ведь грубая игра в футболе – это непростительно. Тем более, против коллег-актёров.
Взгляд упал на сумку с вещами у двери. Хватит разлёживаться, пора и домой. Игра, наверно, уже давно закончилась. Интересно, с каким счётом сегодня его команда проиграла Товариществу.

Никита осторожно привстал, стараясь не потревожить ноющую коленку. Но тут же услышал шаги в коридоре и по инерции снова откинулся на кушетку.
Меньшиков, сверкая браслетами, модными часами на обоих запястьях и перстнями с дорогими камнями уверенно зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Остановился у кушетки, засовывая руки в карманы стильных широких брюк и молча оглядел «больного» с ног до головы.
Никите даже неловко стало под напором столь пристального, почти обжигающего взгляда. К этому взгляду, наверно, он никогда не привыкнет. И всегда будет ловить с замиранием сердца.

- Ну что, Никит, расскажешь, что это был за спектакль сегодня на поле?
- Да какой спектакль? – вышло не так уверенно, как хотелось.
- То есть, ты хочешь сказать, что играл по правилам?
Во взгляде закралось то самое подозрение, когда Меньшиков уже знал ответ заранее, но специально переспрашивал, стараясь смутить собеседника. Вопросом на вопрос, удивлённо изгибая брови и едва сдерживая ухмылку.
- Да все нарушали. Но вот расплачиваюсь я один.
- Да, расплачиваешься.
Меньшиков задумался, снова бросая взгляд на коленки «пострадавшего», а затем подошёл ближе и, поправляя полы пальто, присел на край кушетки, заглянул в глаза и теперь уже мягко улыбнулся.
- Расплачиваешься, Никит, но за другое. Не за грубую игру.
- А за что же?
Хотелось встать, чтобы не чувствовать себя беспомощным рядом с Олегом. Ведь всё в порядке, боль в коленке отдавалась, как далеко грохочущий гром в небе: ещё слышно, но уже почти всё равно. Приподняться, быть на равных, не изображать слабую жертву. Но Меньшиков уверенно положил ладонь точно на больное колено, не давая возможности теперь даже пошевелиться. Рука жгла, и тепло успокаивало.
- Что тебе Данила сделал?
- Ничего.
- Вот видишь. Ничего. А ты так грубо против него играл. В чём причина?
- Да я…
- А я тебе скажу, Никит. Истина проста, даже примитивна, я бы сказал.
- Олег, да так получилось просто.
- Нет, Никита. Не просто. Ты не справился с эмоциями, ты поддался глупому порыву. И знаешь, что это было, Никит? Это ревность. Да. Обычная человеческая ревность.
Меньшиков слегка подался вперёд, сдвигая ладонь выше колена и продолжая очаровывать взглядом. Но теперь, кажется, его глаза тронула тихая внутренняя улыбка.
- Ты хочешь сказать, что я ревную? Тебя ревную к Козловскому? Да бред это, - Никита усмехнулся, чувствуя, что начинает сомневаться в собственных словах и мыслях. Меньшиков, вместе с болью, забирал у него и разум.
- И я, честно, не ожидал. Думал, что как обычно поиграем в футбол, покричим, выпустим пар. А ты вдруг решил такое театральное действо на поле разыграть. Никит, я думал, что прошло между нами это время открытости чувств. Ан нет, видимо, не прошло.
И Олег так искренне улыбнулся, что Никита не смог ничего ответить, а просто продолжал смотреть в родные, ласкающие глаза напротив.
- И знаешь, Никит, это трогает.
Меньшиков ещё подался вперёд и остановился, когда его губы едва не коснулись скулы Татаренкова.
- И не передать словами, как это приятно.
Шёпотом, проникающим под кожу, рождающим новое тёплое чувство, рвущееся из груди на волю, словно птица. И пропустить удар сердца, успеть глотнуть воздуха, чтобы произнести слова, жгущие губы.
- Нам приятна ревность лишь тех, кого мы сами, - ещё немного воздуха и мгновение на раздумье, - могли бы ревновать.
Меньшиков, не отстраняясь, приподнимает бровь.
- Никита Татаренков?
- Стендаль, вообще-то.
И вместо ответа – тёплый поцелуй в лоб, по-отечески, рядом с пластырем, скрывающим порез. И вовремя успеть прикрыть глаза с дрожащими ресницами, впитывая тающую нежность от мимолётного прикосновения. И тронуть рукой запястье, скованное холодным серебром.

- А ты чего тут разлёгся, Никит? Домой не собираешься?

И вот уже Олег снова возвышается мрачным холмом, прохаживается по комнате, смотрит на часы.
- У меня дел много сегодня.
- Да я как раз домой собирался, а тут ты пришёл.
- Домой-то звонил? Как дочка?
- Не звонил ещё.
- Хреновый ты папаша, Никит. Детям надо внимание уделять. Дети – это ответственность ежесекундно.
- Я ответственный. Приучил её книжку читать перед сном. Хотя, сегодня, наверно, сам ей почитаю.
- И что читаете?
- Так Пушкина. Сказку о мёртвой царевне.
- Это хорошо. Это правильно.
Меньшиков поправил шарф, и взгляд тут же наполнился творческим азартом.
- И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встаёт она из гроба
А! и зарыдали оба…
И так далее.
- А у Александра Сергеевича никаких поцелуев. А мне Софья сразу сказала, что царевну разбудит принц поцелуем.
- Для описания настоящей любви поцелуи не нужны.
- Только девочки считают иначе.
- Может, девочкам и виднее. Ладно, Никит, я пойду. А ты пока сказку до конца не дочитаешь дочери, даже не думай ко мне приезжать сегодня.
И Меньшиков подмигнул, приближаясь к дверям.
- Или ты что думаешь, я попросил у Коли Лебедева увольнительную только ради футбола?
И снова встрепенулось это знакомое и желанное чувство, рождающее улыбку и наполняющее светом и без того прозрачные глаза.
- Нафаня?
- Ха! – и Олег запрокинул голову, широко улыбаясь, и привычно приглаживая волосы. – Этот дьявол меня сегодня утром чуть не покусал. Забыл за три месяца, кто хозяин. Настя его совсем избаловала.
- Я приеду, - вырвалось непроизвольно, на одном выдохе.
- Только не опаздывай, Никит. Ровно в двенадцать включаю легендарный советский матч с канадцами семьдесят второго года. Данила мне на диск записал, чтобы я посмотрел ещё и дома в спокойной обстановке.
- Значит, будем хоккей смотреть?
- Конечно. Но другие варианты так же принимаются.
Отчеканил скороговоркой, снова подмигнул на прощание, и тронув за плечо, исчез в дверях.


Неизвестно, что за дела были у Меньшикова в столице, но он успел в течении оставшегося дня завалить Никиту вопросами в сообщениях. И это при его-то нелюбви к новинкам технического прогресса.
Последнее смс весьма интимного характера пришло аккурат во время чтения того самого отрывка из Пушкина, что был продекларирован в Лужниках. Никита тут же залился краской и, прекратив читать, взглянул на дочь. Софья уже засыпала, но заметила перемены в лице папы, судорожно пытающегося спрятать телефон обратно в недра кармана джинсов – как можно подальше от глаз ребёнка.
- Тебе большой привет от дяди Олега. Он сейчас занят на съёмках. поэтому не может с тобой повидаться.
- И ему привет. Большой-пребольшой! Ты ведь видел его сегодня, пап. Я точно знаю.
- Видел? Ну да, видел. А почему ты так уверена?
- А у тебя, пап, сразу глаза светятся. И ты радостный. Ты вот разбил лоб на поле, а всё равно радостный.
- Да мне не больно было. Так, всё, сказку заканчиваем, и спать.
- Да всё там понятно. Елисей и царевна поженились и жили долго и счастливо. Добро победило зло. Во всех сказках такие финалы, - тихо бормотала Софья, устраиваясь поудобнее, пока папа заботливо поправлял ей одеяло и гладил по голове. – Но в жизни так не бывает.
- А как бывает?
- Мама говорит, что все люди имеют недостатки и эти…
- Достоинства?
- Ага. Но я сказала маме, что у тебя и дяди Олега нет недостатков, потому что вы добрые.
Софья зевнула и посмотрела на папу уже осовелыми глазками цвета наступающей ночи.
- Приятных снов, папочка.
- Засыпай.
Ласковый поцелуй в лоб – и в памяти тут же возник Меньшиков с такой же тихой нежностью, льющейся из чёрных бархатных глаз.


Когда Никита обувался в прихожей, Оксана ничего не сказала. Только подошла и поправила наспех повязанный шарф, бегло и прохладно поцеловала в скулу на прощание.
Она давно приняла и смирилась, но никогда не сможет привыкнуть.


Дверь в квартиру оказалась не запертой на ключ, так что Никите даже не пришлось стучаться, рискуя потревожить соседей.
Татаренков привычно повесил куртку на вешалку в прихожей и пошёл в гостиную.
Но там, кроме мирно посапывающего на диване йоркширского терьера, никого не оказалось. Никита поспешил покинуть комнату, пока маленький избалованный дьявол не проснулся и не перебудил своим надрывным лаем весь дом. Нафаня не любил Никиту, как и Олега. Видимо, маленькие собачки уважали только хрупких красивых девушек.
Меньшиков ждал гостя в спальне. Он лежал на кровати, вытянув ноги, и смотрел вперёд, казалось, что сквозь стену и плазму, с застывшей на ней картинкой хоккейного стадиона. На нём из одежды был только длинный чёрно-белый халат, простой и элегантный, как и сам хозяин. В памяти невольно всплыли картинки периода Бендера и Шуры. И всё-таки, Меньшиков много привнёс личного в своего персонажа. Соблазнительное щегольство в стильном халате уж точно.

Позвал в гости, а сам разлёгся, точно Обломов. Даже встретить поленился.
- Ну чего стоишь, Никит? Уже двенадцать, время великого советского хоккея.
И Олег едва заметно улыбнулся и похлопал по кровати , а потом медленно поднял руку, приглашая гостя лечь рядом.
Никита резко стянул футболку, оставшись в одних лишь джинсах, и устроился под боком, вдыхая запах ароматного геля и мокрых волос, которые были так аккуратно зачёсаны назад, что тут же захотелось их взъерошить, хоть чем-то нарушив идеальность хозяина квартиры.
- Включаю, - одной рукой Олег нажал на кнопку пульта, а другой обнял желанного гостя, которого он ещё даже не одарил приветливым взглядом.
Никита же, наоборот, смотрел на сосредоточённое и упрямо-неживое лицо Меньшикова, устраивался поудобнее, прижимаясь щекой к мягкой ткани халата, обнимая покрепче, прислушиваясь к биению сердца.
Меньшиков отложил пульт и нежно погладил второй рукой по голому плечу, но словно машина – увлечённый исключительно спортивным действием на экране.
Никита не стал говорить, что уже видел эту легендарную игру. Не хотелось нарушать вмиг сложившуюся гармонию между ними, спокойствие, уют: расслабленный и неразговорчивый Олег, видно, что немного уставший, но блаженно-довольный после горячего душа, как сытый хищник. И родной, и очаровательный, и желанный.
Никита тронул губами изгиб шеи, поцеловал выступающие ключицы – «ну точно похудел за три месяца», - одной рукой забрался под халат на груди, а другой потянулся к и без того слабо завязанному поясу.
- Я очень хорошо запомнил твоё последнее сообщение, - и снова прижаться губами к чувствительной коже на шее, наблюдать, как сильнее начинает вздыматься жаркая грудь, едва прикрытая халатом, как размыкаются тёмные губы.
- Никит…Никит, - и голос становится очаровательно хрипловатым, выдаёт без стеснения. – Двадцать минут подожди.
И наконец-то они смотрят друг на друга.
- Это зачем?
- Период длится двадцать минут в хоккее. Потом перерыв.
С мгновение они молчали, а потом Татаренков прыснул от смеха, пряча лицо на груди у Меньшикова. Тот тоже не удержался и искренне засмеялся.
- Ну я ж правда обещал Коле Лебедеву, что посмотрю матч. Да ты и сам глянь, что Валера вытворяет.
- Ага. Что ни говори, легенда.
Никита, вздохнув, получил от Меньшикова утешительный поцелуй в висок и снова прилёг рядом. И слушал он не комментатора матча, а мерное тёплое дыхание над ухом, и гулкое сердцебиение под щекой.
Но не долго. После первой же шайбы в ворота канадцев спортивный азарт взял верх – и смотреть продолжили уже сидя, нервно сжимая кулаки и радуясь каждой победной шайбе Харламова. Запись была, конечно, сделана без перерывов, но во время просмотра Никита о них даже не вспомнил. Только, когда по завершении матча плазма вдруг резко потухла, окунув с головой во мрак, а Меньшиков, уже без халата, оказался сверху, опаляя горячим желанием, Татаренков захотел напомнить, но тут же услышал долгожданные слова:
- Я так скучал, Никит.
И снова почувствовал терпкий и пьянящий вкус запретного плода.
И снова, даже спустя столько лет, один будет виновато улыбаться и прятать глаза за завтраком, доставленном из соседнего шикарного ресторана, а второй делать вид, что ничего не произошло, а потом, провожая в дверях, неистово целовать, как в последний раз.
Но это будет не последний раз.

@настроение: пусть и здесь фик висит)

@темы: фики

---

Фанфик "Демон"

[Katarina Dix]

Название: Демон
Автор: Katarina Dix
Пейринг: Никита/ Олег
Рейтинг: pg-13
Саммари: просто общий взгляд на их непростые отношения. И Меньшиков немного Демон =) Время: начало мая 2005го года
Дисклеймер: мне никто не принадлежит, ото всех отказываюсь, просто фантазирую.
От автора: фик дался мне непросто. Меньшиков вёл себя непредсказуемо.

- А бог!
-На нас не кинет взгляда:
-Он занят небом, не землей!
- А наказанье, муки ада?
- Так что ж? Ты будешь там со мной! (с) Лермонтов

Майское солнце приветливо ласкало сверкающие бока чёрного большого автомобиля с круглыми «глазастыми» фарами, припарковавшегося у дороги, и скрытого благодарными деревьями, словно хищное животное, задремавшее в зарослях после сытного обеда. Диковинный зверь, судя по тому, как на него реагировали сонные, измученные первыми жаркими днями прохожие: оборачивались, смотрели чуть ли не с замиранием сердца, не отрываясь, разглядывали, как музейный экспонат, оценивая и прищуриваясь, но никто не решался подойти и потревожить стального «хищника». Будто ждали и боялись, что он в действительности сам может проявить к ним своё внимание. Но не все. Были и такие, кто спокойно проходил мимо, лишь бросая мимолётный взгляд, и далее следовал своей дорогой, погружённый в собственные мысли и проблемы. Если на каждую дорогую машину внимание обращать на улице, то точно никуда не дойдёшь и ничего не успеешь. Забудешь о самом главном и выпадешь из реальности. А время ведь быстро бежит, и без остановок. Даже помечтать не всегда минуты находишь, а что уж говорить о чужих дорогих машинах. Пустота. Блеск. Себе дороже.


А между тем, из автомобиля вышли двое и стремительно направились к стеклянным дверям супермаркета напротив.
Тот, что сидел за рулём, прятал загорелое лицо за круглыми янтарными очками и спадавшими на лоб непослушными волосами, которые он тотчас же пригладил назад рукой, сверкнув на солнце перстнем с тёмным камнем. Укротитель «диковинного зверя» одет был просто: белая рубашка навыпуск с расстёгнутыми почти до середины груди верхними пуговицами и синие потёртые джинсы. Но даже издали и покрой и фактура ткани его наряда просвечивали работой заграничного дизайнера. А дополнявшие образ белые туфли с заострёнными носами и вовсе свидетельствовали об изысканном вкусе их обладателя.
Спутник его так же прятал глаза за чёрными стёклами очков, и всем своим видом выражал желание остаться замеченным, но не запоминающимся: чёрная футболка и тёмные джинсы, подчёркивающие хорошую фигуру, уложенные, зачёсанные назад с большим количеством геля светлые волосы и странный дизайнерский шарфик, лениво обнимающий загорелую шею.
Как только «парочка» скрылась в стеклянных дверях, все свидетели тут же зашумели, ожили, как статуи после живительного напитка, заговорили, перебивая друг друга. И даже ветер прилетел с Москвы-реки, чтобы их послушать.

- Да это ж Олег Меньшиков!
- И я его узнала. За продуктами направился, хлебушек дома закончился, угу.
- А что, народные артисты, думаете, не едят дома?
- Да этот точно не ест.
- Да человек пить, наверно, захотел. Заехал за бутылочкой минералки. То же мне событие.
- С другом своим. Только я не признала, кто это был.
- Да Никита Татаренков же, в спектакле «Игроки» его видела. Симпатичный такой парень, живой, артистичный.
- Всё-то вы знаете.
- Мне Меньшиков по барабану, но вот машина у него крутая. Внушительная такая.
- Мерседес бенц, он и у Меньшикова Мерседес бенц.
- Галендванген.
- Да хоть кто, какая разница? У моего парня обычная Нексия. А тут автомобиль так автомобиль. Увидишь – и потом век не забудешь. На такой до старости копить будешь, и всё равно не накопишь.
- Да зачем на такую копить? Лучше сразу на квартиру.
- А меня ещё Хаммеры восхищают. Всегда, когда вижу на улице, глаз не могу отвести.
- Может, у Меньшикова и Хаммер есть. Он, наверно, и на самолёт у Михалкова заработал.
- Ага. Только парковаться в Москве негде. Поэтому на машине.
- А я слышала, что он с водителем ездит.
- Так он же здесь живёт неподалёку. Видела его несколько раз, и он всегда с этим парнем.
- Женится ему пора. Такой талантливый, такой красивый. Неужели выбрать никак не может?
- Да кто этих актёров поймёт, что им в жизни надо?
- Человеку в жизни всегда одно надо – чтобы рядом кто-то любящий был. И в его возрасте уже о детях подумать пора.
- А вы за него не решайте, что ему лучше. Раз живёт человек один, значит, так ему лучше.
- Да бог с вами. Это он в фильме одинокий Фандорин, а в жизни, небось, и некогда одному побыть. А вот жениться, конечно, пора. Давно пора.
- Про него мало в газетах пишут. Может, он уже и женат.
- Да нет. Об этом бы точно написали.

Разговоры набирали силу и вес, обрастали всё новыми и новыми подробностями, смешивались в общую беспокойную мелодию, изредка заглушаемую проносящимися по Комсомольскому проспекту сверкающими, словно драгоценные камни, иномарками.
Девушки тут же у дверей супермаркета, знакомились друг с другом, и заинтересованно переводили взгляды с дремавшего у дороги автомобиля на вращающиеся стеклянные двери, выпускающие людей с пакетами.
В спокойное обыденное существование закрался интерес к другой жизни, прохладным ветром средь жаркого дня всколыхнул приятные воспоминания.
И они эхом отдавались в сердце, волновали, заставляя потеть ладони.
Они смогли тут же забыть о своих незначительных, бледных жизнях, в которых, как им казалось, не происходило ничего важного и интересного. Они бездумно бродили по улицам Москвы, подставляя белые лица с потухшими взглядами синему небу и яркому солнцу, желая найти хоть что-то, что смогло бы их оживить.
И они, наконец, нашли - интерес к другой жизни. Жизни, что была им незнакома и казалась удивительной и прекрасной. Казалась счастливой, не смотря ни на что.

А Олег и Никита, подхваченные искусственно охлаждённым воздухом одновременно сняли солнечные очки и устремились в яркий соблазнительный рай потребителей, прихватив с собой в попутчики тележку.
- А ведь наверняка здесь есть служба доставки на дом.
- Конечно есть, Никит. Но раз ты сам решил готовить, то, будь добр, и продукты выбери сам. Я не доверяю таким супермаркетам. Подсунут что-нибудь просроченное – потом попробуй докажи. Да и к тому же, не вижу ничего страшного в том, чтобы пройтись по магазину. Смотри, здесь и людей почти нет.
- Все на работе в это время.
- Тем более.

И Меньшиков улыбнулся, важно толкая впереди себя пока ещё пустую тележку.

Идея устроить «особенный обед» возникла в светлой голове Татаренкова ещё неделю назад, но всё не представлялось удобного случая. А ведь с Меньшиковым всегда надо было уметь выбирать моменты: стихийный, переменчивый, то вечно занятой, погружённый в работу и не видящий никого вокруг, то, наоборот, ищущий внимания, с пытливым взглядом, озорной улыбкой и взъерошенной чёлкой Олег не был настроен на романтические сюрпризы. Он, вообще, казалось, не был настроен даже на нормальное, имевшее силу ранее, дружеское общение. И Татаренков хотел узнать, почему в последние три месяца Меньшиков его откровенно избегал. И он даже готов был выслушать объяснения, какими бы они не были. Услышать слова, а не видеть исчезающую в конце длинного коридора, заботливо хранящего на своих стенах историю, родную фигуру в стильном пиджаке и широких брюках.
- Олег…
- Не сейчас, Никит. Я занят. Созвонимся.

Да, в одночасье всё перевернулось в их многолетних отношениях, они сами переступили уже давно манящую и влекущую преграду, но Никита ни о чём не жалел. А Меньшиков, и вовсе, не сделал бы того, что сделал, если бы не был уверен в этом на все сто процентов. Если бы действительно этого не хотел, не жаждал всем своим существом.
Давно прошло уже время необдуманных поступков и пылких бессмысленных речей. Глупо говорить о страсти, когда пытаешься распалить уже горящий тёплый огонёк.
Они и не говорили.
Просто Олег подошёл ближе, чем на полшага, заглянул в глаза и мягко положил руки на вздрогнувшие от неожиданности плечи друга.
- Я ни о чём не прошу, Никит. Я просто не могу иначе. И приму любое твоё решение.
И улыбнулся, что всё стало понятно и без дальнейших объяснений. Было известно, как пророку, ещё с первой встречи. Их окружали люди, вокруг них строились и разрушались отношения, а они всегда находились где-то рядом друг с другом, в темноте только двое освещённые прожекторами. Они просто не торопились, зная, что всё равно оба придут к полному единению, как части целого. Они смело смотрели в глаза, читая страницы одной написанной книги, вникали в скрытое между строк и заучивали одни и те же фразы наизусть. Им долгое время хватало лишь взглядов, улыбок и редких прикосновений, но события в книге не стояли на месте, и, переворачивая страницу за страницей, они чувствовали, как внутри них разгоралось рождённое первой встречей то самое чувство, которое воспевали поэты на всех языках, но у которого не было определения. И они не в силах были его сдержать.
Как Никита и предполагал, «после» ничего кардинально не изменилось. Небеса не разверзлись у него над головой, окропляя холодным пробуждающим дождём, и после стихии тучи не расползлись по сторонам света, открывая взору чистое синее небо с лучистым солнцем. У них случались редкие встречи, когда они мало говорили, больше доверяя чувствам и прикосновениям, но Меньшиков потом всегда извинялся, пропадал на сутки, погружался в работу. Никита только молча принимал его странное поведение и ждал следующего «свидания» без посторонних. Наверно, Олегу сложнее. Он дольше шёл к этому важному решению быть для кого-то больше, чем другом и товарищем, у него за плечами рюкзак тяжелее, который сильнее тянет к земле, к обыденности, к тому, как правильно и надо. И потому остались всё те же репетиции, спектакли, съёмки, футбол, общие встречи с коллегами и друзьями. Вечера, где Никита под руку с Оксаной в скромном элегантном платье и Меньшиков, в чёрном костюме, белоснежной рубашке и с лёгким изящным шарфом на груди; с блестящим взглядом, сладкой улыбкой, громкий, весёлый и искрящийся, словно шампанское, герой-одиночка, один и сразу со всеми, но только не с тем, к кому тянет с необъяснимой силой. С каждым глотком шампанского всё сильней и сильней.
А ведь Никите хотелось, чтобы иначе: чтобы глаза в глаза, наедине, с хриплым шёпотом и тёплыми объятиями. Не при всех, но так, чтобы чувствовать себя особенным, желанным, знать каждую секунду, что искренняя улыбка только для него. Собственнически, эгоистично, цинично, точно так же, как Олег срывал с него футболку, жадно целовал, не давая вздохнуть, толкал на кровать, усмехаясь: «Гореть нам в аду, Татаренков. Обоим. Долго и мучительно». Никита хотел, потому что, не смотря на тёмное стекло, за которым скрывался Меньшиков, чувствовал, что всё изменилось. Когда ловил губами тихие стоны, исступленно целовал горячую шею, закрывал глаза от удовольствия, всё больше растворяясь в объятиях человека с самым волнующим теперь для него взглядом. Ведь он отдал, он позволил, , он разделил и подарил.
Но Меньшиков, разобрав обломки разбитой страстью стены, тут же возвёл новую. Но теперь с дверью, через которую он иногда выходил сам и иногда впускал к себе Никиту.
После рождения Софьи стал выходить всё реже и реже.
«Закрытый, недоступный, загадочный, мрачный, таинственный актёр», -как писали о нем в прессе. Но они писали, не зная его, а Никита знал. И ответ на вопрос неспешно витал в воздухе, как и преследующее Меньшикова по пятам демоническое очарование.

Недавно в Товариществе был большой праздник по случаю съёмок спектакля «Игроки». Инициатором, не только как режиссёр спектакля, но и как главный поклонник дружеских праздников с поводом и без, был, конечно, Олег. И хотя, накануне он ходил сосредоточённый и задумчивый, витающий в своих мыслях глубоко внутри себя, как «Мыслитель» Родена, праздник удался. Многие собрались отметить это прекрасное событие. Присоединились давние друзья, родственники, коллеги не из Товарищества. Как всегда шумно, весело, с музыкой, шутками. Так, как и подобает театралам. Меньшиков сначала блистал на сцене: его Утешительный был особенно громок, ярок, горяч, необуздан, быстр и убедителен. И после спектакля белоснежная рубашка на нём промокла до нитки, а глаза загорелись каким-то дьявольским огнём. И он весь словно пылал изнутри, обжигая всех вокруг через взгляды, короткие безумно-опасные улыбки, лаконичные незначительные слова. Он весь вечер, переполненный жизненной силой, как изливающаяся чаша, не отходил от рояля – дарил себя без остатка, пил больше обычного, не замечая, как ещё ярче разгорается пламя. Как отглаженный воротник тёмной итальянской рубашки мягко впитывает стекающий по загорелому подбородку виски.

Пластиковый стаканчик, не предназначенный для столь дорого янтарного напитка, приземляется на крышку рояля, и , поправив перстень на мизинце, Меньшиков бодро заканчивает :
- И нет нам покоя, гори, но живи!
Погоня, погоня, погоня, погоня
В горячей крови.
Погоня, погоня, погоня, погоня
В горячей крови.

Залпом допивает и бьёт по клавишам сразу десятью пальцами.
Дружеские крики, свист, аплодисменты он принимает, уже склонив голову, и чувствуя, как медленно тает, словно кусок льда в бокале, реальность. Утекает вместе с обжигающим виски.
К нему подходит Сухоруков и, приобняв за плечи, целует в макушку. Олег тихо смеётся.
- Лучше бы налил, Витя, мне ещё.
- Колдун. Демон очаровательный. Вот ты кто, зараза Меньшиков.
Олег встаёт, обнимает друга, похлопывая по спине, и затем, пошатываясь, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, направляется к дивану и медленно садится рядом с Никитой, словно боится его задеть. Голова, кажется, сейчас совсем отделится от тела, и уйдёт в свободное морское плавание со штормом и качкой. Но Олег только жмуриться, стараясь держаться «у берега» и трёт виски, зарывается пальцами в волосы, глубоко дышит. Кто-то успевает уже занять место за инструментом, и всё Товарищество начинает звонко тянуть следующий неспокойный шедевр советской классики, не обращая внимания ни на кого вокруг.
- Нальёшь мне, Никит? Ещё… виски.
- Да тебе хватит уже, по-моему, - улыбается Никита.
- Ну не нальёшь, так я сам. Ишь чего вздумал. Учить меня он ещё будет, - неожиданно дерзко возмущается Олег и театрально хлопает себя по коленям.
- Да ты всегда просишь следить за тобой, а потом отчитываешь, как ребёнка. Татаренков, куда ты смотрел, почему не остановил. Мне теперь стыдно и так далее.
- Так-так…Тата…тат, тьфу ты, Никит, мне можно, потому что я вредный. А ты следи, но не мешай.
- Я слежу, Олег, слежу, - снисходительно улыбаясь, ответил Никита, наблюдая, как ловко его друг наполнил очередной стаканчик до середины, и затем, осторожно развернувшись, растянул губы в улыбке.

- Пьём за горячую кровь, Никит. За твою и за мою.
Татаренков молча поднял свой стаканчик и тоже сделал обжигающий глоток. Взглянул на Меньшикова, который даже не зажмурился, и продолжал очаровывать его взглядом. Настойчиво, требовательно, с вызовом. И Никита не мог не смотреть в эти глаза, затягивающие, как трясина, не мог не вздохнуть чуточку глубже, когда горячая ладонь уверенно легла на его бедро гораздо выше колена, и сам Олег стал как будто невыносимо ближе. Доступнее. Возбуждённый, непривычно растрёпанный, опасный и желанный, как пламя в его нефтяных глазах. И всё его существо сейчас требовало от Никиты только одного.
- Пошли, - на пропущенном ударе сердца выдохнул Никита, хватая Олега за запястье.

Шум и смех, пропитанные весельем и спиртным, резко, оглушительно сменились густой тишиной и прохладой закулисного помещения. Кровь с сумасшедшею силой била в висках, пока Никита вёл по тёмным коридорам за собой Меньшикова. Осторожность превыше всего: если их застукают, Олег ему этого не простит. Глаза быстро привыкали к темноте, а желание возрастало с каждым шагом, притупляя разум и танцуя вальс с головокружением.
Но он не станет останавливаться, он тоже сегодня много выпил, что бы начать сейчас размышлять о том, что делает.
Меньшиков глухо ударяется запрокинутой головой и лопатками о стенку, когда Никита хватает его за грудки и толкает в темноту, и тут же смеётся. Слишком громко и неестественно в этой тишине, где слышно только сбивчивое дыхание и шелест одежды. Только двое, нарушившие безмятежное спокойствие пространства своим вторжением.
- Полегче, Никит. Я же живой человек. Я между прочим могу и …

«За горячую кровь» - пульсировал где-то над головой в пыльном прохладном воздухе глубокий голос Меньшикова, и колотилось набатом сердце, когда Никита прижимался всем телом, сминая одежду, жадно упивался вкусом горьковатых податливых губ, ещё хранящих усмешку, вдыхал дурманящую смесь знакомых терпких запахов – алкоголь, пот, сигареты, парфюм, которые ещё больше будоражили сознание и инстинкты. Чувствовал беспорядочно блуждающие по его телу ладони , от которых тут же накрывало теплом, и хотелось закрывать глаза, полностью теряя связь с реальностью. Но не получалось, так как он выбрал сегодня для себя роль ведущего, а не ведомого.
Ведомый же, погружаясь с головой во власть мягких поцелуев и прикосновений, старался по причине натуры, отвечать с таким же неистовством, но, прикрывая с едва дрожащими веками глаза, чувствовал, как огромные волны, укачивая, уносили его всё дальше от берега, как в нарастающей темноте исчезал горизонт, и солёный ветер таял на губах. Как постепенно кровь в висках стихала, сменяясь тянущей болью, ноющим спокойствием, слабостью на грани сна. Он и не заметил, как не смог открыть глаза ,и начал медленно сползать по стене тряпичной куклой, цепляясь за Никиту.
- Эй-эй, ты что, на ногах уже не стоишь?
- Не стою, - констатировал Олег, опираясь на друга.
- Даже не вздумай терять сознание, как «Цирюльнике». Олег? Всё нормально? Последний стакан точно был лишним.
Никита испуганно тронул одной рукой лицо Меньшикова, другой же крепко придерживал его за талию, прижимая к себе.
- Не учи меня пить, Тата…Татаренков. Ты не Джулия Ормонд, чтобы я перед тобой падал, - открыл глаза и даже лениво улыбнулся, снова обретая почву под ногами.- Только, если на колени. Да и то, в исключительных случаях.
- Боюсь, что сейчас всё-таки не тот случай. Ты слишком пьян, Олег. И ноги тебя не держат.
Меньшиков нахмурился, чего, конечно, Никита не мог разглядеть в темноте, и ловко освобождаясь из крепких объятий, сделал шаг назад. Вдохнул поглубже, одёрнул расстёгнутую рубашку.
- Я, скорее, протрезвею, Татаренков, прежде чем ты залезешь ко мне в брюки.
- Так я же, - опешивший от услышанного Никита не знал, что ответить, и потому стоял и сверлил взглядом едва заметный в темноте силуэт. На припухших губах играла улыбка. – Иди сюда, Олег. Олег, да я вообще-то и поговорить хотел, - уже громче добавил Никита, почёсывая затылок, и стараясь уследить, в какую же сторону в этой темноте направился всё ещё неуверенной походкой народный артист. Врезаться в декорацию ведь может, хотя и знает, как свои пять пальцев, это закулисье.
- Олег, ты где?
И в качестве ответа Никита увидел узкую полоску света из приоткрытой двери.
- Пошли в мой кабинет. Сначала закончишь то, что начал, Татаренков. А потом поговорим. Скоро всё изменится.

Но на разговоры времени тогда уже не хватило. А Меньшиков после снова спрятался за ширму отстранённости.

Разговор так и остался висеть в воздухе.

По случаю обеда Никита даже вырядился, как мальчик с обложки модного журнала. Ближе ему была простая и удобная одежда, но, многолетний опыт общения с Меньшиковым, не скрывающим свою слабость к красивым и изысканным вещам, продумывающий свой ежедневный образ до мелочей, заставил со временем и Татаренкова внимательней относиться к своему внешнему виду. Он, вообще, готов был, как хамелеон, постоянно меняться и подстраиваться под Олега. Ведь не случайно говорят, что люди, абсолютно не похожие внешне, но часто бывающие вместе, начинают походить друг на друга и внешне, и внутренне. Перенимают не только манеру одеваться и причёсываться, но и жесты, фразы, мимику друг друга. Как менялся Никита, заметили все, но ему это нравилось и даже в чём-то льстило: если он и хотел в этой жизни быть на кого-то похожим, то только на Меньшикова. Он, как актёр, не старался считывать Олега, а потом копировать – всё происходило само собой. И шарф к чёрной футболке он подобрал именно той расцветки, которую тут же одобрил Меньшиков. Хотя позже вспомнил, что они вместе его когда-то и покупали.

- Ты с меню-то определился, Никит? Знаешь, что я люблю?
- Беспроигрышный вариант – итальянская кухня. Салат, паста.
- Рискованно. Я столько раз в Италии был.
- Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.
- Ох как смело. Кто тебе сказал, что я захочу сегодня пить шампанское?
- Олег, ну выражение же такое. Смотри какие огромные креветки. Не только что пойманные в океане, но выглядят хорошо.
- Бери тогда. Но мой желудок сегодня на твоей совести, Татаренков. А что на десерт, Никит?
Олег внимательно, с долей недоверия, изучил продукты в тележке, поправляя волосы, и затем устремил вопросительный взгляд на друга.
- У меня с этим проблемы, если честно. Я к сладкому равнодушен.
- Тогда предлагаю мороженое. Так хочется в эту жару. Но мы должны выбрать самое лучшее.
Удивительно, но абсолютно не способный к готовке Меньшиков разбирался в продуктах лучше всякого повара. Никита даже успел немного устать, пока народный артист расспрашивал смущённых и взволнованных продавцов-консультантов о видах сыров. Твёрдые, мягкие, солёные, с плесенью, сливочные, с пряностями. И все с итальянскими и французскими названиями, которые Меньшиков произносил как настоящий носитель языка. Никита просто стоял рядом, улыбался и не вмешивался: когда герой на авансцене, лучше тихо понаблюдать за ним из-за кулис.

- Что там ещё у нас по списку, Никит?
- На нас внимательно смотрят девушки из овощного отдела.
- Помидоры, рукола, перец. Красный перец чили и халопеньо, - Олег отвлёкся от списка и одарил увлекшегося выбором оливкового масла Никиту уже совсем недоверчивым взглядом. – А я и не знал, что ты любишь острое. Хочешь устроить во мне пожар, Татаренков?
- Горячая кровь, - улыбнулся загадочно Никита и покатил вперёд тележку.

К тому времени, как нагруженная фирменными пакетами из супермаркета, «парочка» вышла из магазина, на улице у стеклянных дверей под строгим надзором круглых фар-глаз диковинного стального чудовища, придремавшего на солнышке, остались стоять немногие.
- Олег Евгеньевич…
Неуверенно и почти в полголоса раздалось со всех сторон.
Никита заговорщически подмигнул вожделеющим общения с Меньшиковым девушкам, забрал у того из рук пакеты и направился к машине. Олегу же ничего не оставалось делать, как обратить своё внимание на публику.
- Так, давайте, только быстро. Мы спешим.
- А это правда, что вы здесь живёте?
- Конечно, правда. Где ж мне жить ещё, как не здесь? Только адрес не скажу, для вашего же спокойствия.
- А если мы узнаем адрес и придём? Впустите?
- Вы лучше в театр приходите, на спектакль. А дома у меня нет ничего интересного. Старое пианино, пустой холодильник, беспорядок на столе, - и Олег засмеялся, продолжая быстро выводить автографы на всём, что давали под руку. – Всё то же, что и у вас.


Когда Никита вошёл в квартиру, то сразу почувствовал изменения. Так бывает, когда долго не появляешься в любимом месте, а потом приходишь – и уже ощущаешь себя иначе. Другой воздух, другая атмосфера, другая энергетика повсюду, хотя все предметы на своих местах. Те же картины и фотографии на стенах, белоснежная распахнутая дверь в кухню, где царил идеальный порядок. Странное чувство, будто всё изменилось, но пока не понятно, что именно. А может быть, он просто забыл успеть эту квартиру, так как последние три месяца её хозяин не звал его к себе.
- Можешь сразу приступать к обеду, Никит. Я уже проголодался.
- А ты мне разве не поможешь? – откликнулся с кухни Никита, разбирая купленные продукты. – Работы на двоих хватит.
- Ну это ж твоя безумная идея, Татаренков, поиграть в шеф-повара. Вот и входи в роль, репетируй. А я потом оценю.
- Олег, ну салат-то резать приходи, быстрее будет.
- Удачи на кулинарном поприще,
И похлопав Никиту по плечу, Олег удалился в недра своей просторной квартиры. Как выяснилось минутами позже, чтобы переодеться в удобную спортивную одежду.
- Ну что, справляешься? Или уже появилось желание прокатиться до ресторана?
- Ничего подобного! Талантливый человек талантлив во всём, - бодро ответил Никита, замешивая тесто. Олег только засмеялся, перебирая разложенные на столе продукты.
- Магия. Чудеса. Люди, которые умеют все эти странные вещи превращать в шедевры кулинарного искусства, настоящие волшебники.
- Люди, вообще, на многое способны и готовы, если их ведёт светлая цель.
- Но не всегда ведь светлая, Никит. Не всегда…
- У Бендера была светлая цель?
- Что это ты вдруг его вспомнил? Перед премьерой волнуешься?
- Больше меня родители и Оксанка волнуются. А я так, просто ожидаю. Не увиливай от вопроса, Олег. Ох, ну и мороки с этим тестом. Зато паста будет отменная. Лучше, чем в Италии. Я тебе гарантирую.
- Самоуверенный какой стал. Молодец, Никит, растёшь. А что касается Бендера, то он для меня тем и интересен, что у авантюристов нет единого цвета. Он изменчивый. Вот Чацкий был белый, Демон – чёрный.
- Лермонтов с тобой бы не согласился.
- А я не стал бы с ним спорить. Я бы ему просто сказал: «Михаил Юрьевич, вы создали удивительное произведение, работали над ним почти всю свою жизнь. Аж с четырнадцати лет! И мне посчастливилось к нему прикоснуться.. Но оно оказалось сильнее меня. Увы, но простите, я не Демон. Надеюсь, вам не было за меня стыдно». Как-то так, Никит.

Пока Татаренков возился с тестом для пасты и с соусом, Меньшиков развлекал его историями и постоянно отвлекался на звонки. Друзья, родные, коллеги, предложения, приглашения – ни минуты покоя.
Но один звонок оказался для Олега особенно важным – он даже нахмурил брови и вышел для разговора из комнаты. Хотя до этого все переговоры вёл в присутствии Никиты. А вернувшись, как ни в чём не бывало, сел за стол и принялся за нарезку овощей. Вместе с минутами волшебства приготовления блюд длинными реками потекли и воспоминания о поездках в Италию.
- Оксана тоже хочет туда. Но у неё обычные желания. Женские и романтические мечты о Венеции, Флоренции. Барселона ещё, почему-то, - продолжая размышлять о том, что волновало сейчас меньше всего, Никита ловко отправлял нарезанную пасту в кастрюлю.
- Ну так свози жену, раз хочет. Женщине нужно иногда подчиняться. Посмотри, что там со спектаклем, да выбери неделю свободную. Билеты, деньги, рестораны, магазины – я со всем помогу. Дам пару адресов моих хороших знакомых, где можно пожить.
- Олег, спасибо, конечно, но боюсь, что дочка пока мала ещё для таких путешествий. А одну её Оксанка точно не оставит. Ни с няней, ни с мамой.
- Ну тогда понятно. Потом съездите.
И Меньшиков, без того сегодня мрачный и задумчивый, словно его тревожило что-то самое дорогое и важное, где-то глубоко и надёжно скрытое от посторонних глаз, нахмурился и задумался и ещё сильнее.
Тататенков знал, что в такие минуты лучше его лишний раз не трогать – сам всё выскажёт, когда посчитает нужным. Его хмурая туча, наливающаяся свинцом, разразится громом и хлынет холодным дождём. Сколько уже раз так бывало, когда они молчали, слушая дыхание друг друга, а потом Меньшиков выдавал что-то совершенно сверхголовокружительное.
Вот и сейчас Никита не стал придавать особенного значения возникшей паузе в разговоре, и продолжил колдовать над едой. Чтобы получить от Олега благодарную улыбку, ему не надо сейчас перевоплощаться и хорошо играть. Надо просто правильно сварить домашнюю пасту и не сделать слишком острым соус. И Олегу совсем не за чем знать, сколько времени перед этим Никита провёл в сети, изучая классические итальянские рецепты. Хочешь искренне порадовать искушённого Меньшикова – соответствуй во всём.
Разделывание креветок и первые запахи готовящейся пасты, вызывающей аппетит, немного отвлекли Никиту от мыслей о задумчивом Олеге, что он и не сразу понял, какое стихотворение внезапно начал декларировать Меньшиков, не отвлекаясь от нарезки овощей. А когда понял, то знакомое чувство тревоги тут же овладело им. Он слышал эти строки, он боялся этих строк. И пусть Олег всегда отрицал эту роль, пусть говорил о ней, как о личной неудаче, Никита всё же слышал в ней голос не Меньшикова, а самого Демона. Мистический Гоголь, и не менее мистический Лермонтов. При первых же словах перед глазами тут же всплывала та ночь, когда его разбудил звонок Олега.
- Упала на меня эта декорация и рассекла мне губу. Хорошо, что не на голову. Упал бы и не встал, Никит. Нет, Татаренков, приезжать не надо, всё уже хорошо. С Лёшей нашли, где зашить. Сейчас уже дома, говорить неудобно. И целоваться не смогу. Вот такой вот Лермонтов. Серебренников сказал, что это знак, но я не верю, ты же знаешь. Крепче прицеплять надо было, вот и всё. Но кровищи много было. Я аж испугался. И на испуге всё и доиграл до конца. Что? Заметил ли кто? А не знаю, в обморок, вроде, никто не упал. Все живы остались. Так что никакой я не Демон, а обычный смертный. Теперь ещё и с зашитой губой. Завтра посмотришь на эту производственную травму.

- Я тот, чей взор надежду губит,
Едва надежда расцветет,
Я тот, кого никто не любит,
И все живущее клянет.
….
Никита слушал, всё сильнее погружаясь в глубину мрачного демонического голоса, а Олег продолжал, увлечённо, отложив в сторону нож и глядя куда-то сквозь спину и плечи Никиты.

- Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
Пустые звучные слова,
Обширный храм - без божества!
Пока Меньшиков читал, Никита старался понять, почему «Демон». Почему именно сегодня? Ведь Олег никогда прежде не вспоминал эти отрывки. Неужели нельзя просто взять и сказать, если, конечно, есть, что сказать. Никто никому ничего не обещал. И никто никого с собой никуда не звал: ни в Рай, ни в Ад. Они на земле, где всё гораздо проще и сложнее.

- Это пожар, Татаренков. Это пламя. Вот чёрт!
Олег махал руками, открыв рот, и тут же запил салат водой.
- Если в пасту ты положил столько же чили, то, вынужден тебя разочаровать – есть это будет невозможно.
- По рецепту.
Никита несмело попробовал пасту и взглянул на Олега. Улыбнулся и кивнул.
- Паста удалась.
Меньшиков молча наполнил бокалы шампанским.
- Тогда у меня два тоста, Никит. Один хороший, а другой очень хороший. С какого начать?
- С хорошего.
- Ты всё-таки умеешь готовить, Никит. Но, когда я открою в Москве ресторан, а я обязательно это сделаю, как только найду подходящего повара, тебе будет позволено посещать его только в качестве гостя.
- Но ты же сказал, что я умею готовить?
- Но не для моего ресторана. Ты же понимаешь?
- Ладно. А очень хорошая новость тогда какая?
Никита пытливо сверкая глазами смотрел на Олега, но Меньшиков не спешил. Он взял в руки бокал, как-то особенно задумчиво изучая в нём пузырьки, а затем сделал глубокий вздох и пригладил волосы, задерживая руку на затылке.
- Я женюсь, Никит.
- Что-что?
- Никит.
- О, новость, действительно, очень хорошая, Олег.
- Настя.
- Да, понимаю. За вас с Настей. И за ваше счастливое будущее.
Чокнулись. Выпили. Никита принялся за еду. Олег смотрел на него.
- Ты чего не ешь? Вкусно же.
- Никит…Настя…
Татаренков резко положил приборы, вытер рот салфеткой, положил руку на запястье Олегу.
- Я ничего не хочу слышать про Настю. Если ты так решил, то я рад. Если ты понимаешь, Олег, что она должна стать твоей женой, значит, так тому и быть. Но я надеюсь, что в этот раз ты будешь внимательней. И не таким настойчивым.
- В этот раз всё иначе.
- Ты влюбился? – и Никита даже смело растянул губы в улыбке.
- Ой, Татаренков. Я знаю только одно, что она именно тот человек, с которым я хочу быть рядом. И ты ведь знаешь, что для меня главное другое.
- Знаю. Она тебя любит, она тобой восхищается, он готова ради тебя на всё. Я уверен, что она даже от карьеры откажется рано или поздно.
- Ты так думаешь?
- Олег. Это очевидно.
- Я не был настойчивым, я сказал ей всё, как есть. И она согласилась.
- Что ты ей сказал? – Никита заметно напрягся, явно желая услышать то, о чём он знать не хотел.
- Попытался объяснить, кто я есть, и что со мной будет непросто. Я остаюсь свободным человеком, и ей придётся меня терпеть таким, какой я есть. Какой я дома, а не на экране и на сцене.
- Ну думаю, что она должна это прекрасно понимать. И всё же, у меня вопрос…
- Она оказалась умнее и сказала мне прямо. «Никита мне понравился, рада буду с ним снова где-нибудь встретиться». Ты нравишься моей будущей жене, Татаренков, но…
- Олег, у тебя всегда была своя жизнь, а у меня своя. Но мы ведь оба чувствовали, что это неправильно.
- Я и сейчас это чувствую. Но ведь суть-то не в физической близости, Никит.
- Но от неё никуда не уйдёшь. После рождения Софьи, ты, Олег, изменился.
- Я вообще, меняюсь. И через год с Настей, наверно, ты меня, вообще, не узнаешь.
- Я ждал, что это случится. Знал, что рано или поздно…Я тоже изменился, Олег. Рождение дочери…
- Но ты согласился играть со мной в «Телёнке», вместо того, чтобы быть дома рядом с женой и ребёнком.
- Не тебе упрекать меня в том, что я плохой отец, - резко возразил Никита, подняв руку. - Может, я не совсем хороший муж, потому что меня посещают странные желания, связанные с одним немало известным мужчиной, но я хороший отец. Я всегда хотел детей, и я знаю, что Софья для меня самое дорогое, что есть в этой жизни. Она мой смысл теперь. Тебе, Олег, тоже желаю с этим делом не затягивать.
Тем более, опыт у тебя был большой и удачный в кино. Все роли и не вспомню сейчас. Про мальчишку приёмного было трогательно.
- Ты правда думаешь, что мне пора о детях думать? Я как-то не готов, Никит. Пришло решение со свадьбой, но дети…
- Олег, - Никита наклонился вперёд, убирая другу непослушную прядь со лба. – Я помогу, если ты мне позволишь. Я же добровольно заключил сделку с дьволом, когда не врезал тебе по лицу после первого же поцелуя.
- Ха, - Олег звонко засмеялся. – А хотелось?
- У меня были такие мысли. Честно скажу, сомневался.
- И что же остановило? – Меньшиков тоже наклонился вперёд, заглядывая в глаза.
- А вот это и остановило. Ты тогда так же на меня посмотрел. Демонически. Не зря ведь Сухоруков тебя Демоном называет. Не только за глаза. У тебя есть особенный дар, Олег. И он в твоём взгляде.
- Женщины говорили, что ещё и в голосе.
- Женщины падки на мужские глубокие голоса. А мне всё-равно. У меня у самого хороший голос.
- Я ведь тоже долго думал и сомневался.
- Вечер откровений, Олег? На женитьбе твоя жизнь не заканчивается.
- Нет, конечно. Но всё изменится. Я знаю.
- Я буду рядом, если ты позволишь.
- Без тебя я не смогу, Никит.
- Паста остыла.
- К чёрту пасту.
- Есть ещё и мороженое на десерт.
- И недопитая бутылка шампанского.
- Ещё тост?
- За Настю?
- За Демона.
- Вот как? Почему?
- Потому что, когда я тебе позвонил и сказал, что зашивал губу, ты хотел ко мне приехать.
- И? – Никита загадочно улыбался, поднимая бокал.
- А я понял тогда, что между нами это навсегда. И ты так крепко меня обнял на следующий день.
- Я и сейчас хочу обнять.
- Знаю, Никит.
- Ты всё-таки Демон, Меньшиков.
- Почему?
- Потому что нельзя так на меня смотреть и до сих пор ни разу не поцеловать.
Олег улыбнулся и притянул Никиту, обнимая за загривок, и легко коснулся его губ своими.
- Спасибо за обед.
- Одной словесной благодарностью ты не отделаешься, Олег.
- О! Деньги, роли, премии?
- Обещай мне, что будешь заботливым и внимательным мужем.
- Обещаю.
- Отлично. А теперь можешь снова меня поцеловать, и пошли за мороженым.


- А Меньшиков-то женился, наконец.
- На такой молоденькой девочке.
- Ну всё правильно, нашёл себе глупую смазливую девочку, чтоб не скучать.
- А я думаю, что он её любит. Ведь так долго был один. Мог бы уже давно найти кого-нибудь. Таких модельных и смазливых полно вокруг.
- Любит или нет, нам знать не дано. Но факт – девочка попала в сказку про Золушку.
- Ну женился и женился, вам то что? Вы же не претендуете?
- Мы – нет. Но странно как-то. Тишина, тишина. И Бац!
- А что странного? Актёр же. Я его на набережной недавно видела с другом его, светленьким таким. Стояли, почти как влюблённые, на закат смотрели, разве только, что за руку не держались. А может, и держались, я не рассмотрела. Вот Меньшиков и женился, чтобы подозрения всякие отвести. Сам, небось, неровно дышит к своему дружку.
- Бред вы какой-то говорите. Так клевещете на народного артиста.
- Я-то? Да мне всё равно. Лишь бы хороший человек был счастлив. А с кем спать, его право. Он умный, он понимает, что в этой стране спать лучше с женщиной. Официально. А неофициально с тем, кого любишь.
- Так Никита тоже женат.
- Ну тоже, значит, парень умный. Больше мне нечего сказать.

Разговоры на служебном входе продолжались ровно до того мгновения, пока не открылась дверь. И там уже все мысли о жизни настоящей и искусственной ушли на последний план. Сплетни и домысли померкли под напором приветливых улыбок, возгласов и цветов.
- Ой как вас много сегодня. Давайте только быстрее, мы спешим.

И воодушевлённый общением никто не обратил внимания, что Меньшиков и его светленький друг вместе зашли за угол и сели в ту самую большую машину с тёмными стёклами, похожую на диковинного зверя. Но не все. А кто заметил, только снисходительно улыбнулся. Ведь они получили свою долю внимания, а остальное уже не важно.
Главное, что их «Демон побежденный» не «остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной без упованья и любви!..»
И никогда не останется.

@темы: фики

---

"У парапета" (зарисовка)

[Katarina Dix]

Автор: Katarina Dix
Персонажи: Никита Татаренков, Олег Евгеньевич, ветер
Саммари: март 2013. Меньшиков после прощания в театре Чехова с Андреем Паниным.
фото


От автора: приветствую прекрасное сообщество)

читать

«Смерть для человека – ничто, так как, когда мы
существуем, смерть ещё не присутствует,
а когда смерть присутствует,
тогда мы не существуем». (с) Эпикур

Он быстро идёт по рыхлому снегу, рывками выдыхая горький дым, и затем резко, с отчаянием, бросает сигарету, – и та утопает в рассыпчатом и белом, и умирает с лишь ей одной слышимой болью.
Привычно, однообразно, обыденно: этот дом, подъезд, лестница, тишина.
Не его, но ставшие родными, как мартовский упрямый мороз.
С каждым лестничным пролётом холод заполнял его всё больше и больше: сначала ласково гладил по обветренной коже и сухим губам, забирался под расстёгнутую глянцево- чёрную куртку и шерстяной полосатый шарф; нашёптывал свои мрачные песни о далёких странствиях, эхом отскакивающие от грязных, многое повидавших стен; хватал за красные руки, едва касающиеся потёртых коричневых перил, – этаж за этажом. Всё сильнее и сильнее.
И нигде не скрыться от настойчивого провожатого.

Он бросил короткий взгляд на приоткрытую дверь, откуда рвался на свободу тёплый домашний свет – там ждут и волнуются, глотают успокоительное, белоснежными салфетками вытирают прозрачные слёзы, но бессильны что-либо сделать, - и пошёл дальше. Выше.
Едва не потерял равновесие, наткнувшись на что-то в темноте, и вышел, наконец, на крышу, к небесам и сумрачному морозному вечеру.

Чёрная фигура человека у самого парапета, словно нарисованная густой масляной краской на фоне городского пейзажа, даже не двинулась, когда с грохотом закрылась металлическая тяжёлая дверь.

Если бы он даже и хотел что-то сказать, то его слова тут же бы унёс суровый ветер - полноправный хозяин на этой старой крыше.
Поэтому он только вздохнул поглубже, всё ещё чувствуя на языке горечь дыма, и подошёл к человеку, который сегодня нуждался в его взгляде и сочувствии.

На лице - застывший воск. Всего одна эмоция, - печаль, не мастерски сыгранная, а проступающая сквозь натянутую тающую маску изнутри. Карабкающаяся сквозь холодную кожу к свободе, к жизни вне и вопреки.
И человек не кутался в меховой поднятый воротник дорогого изящного пальто. Он не замечал ни мороза, раскрасившего лицо; ни ветра, беспорядочно разбрасывающего смоляные пряди по открытому гладкому лбу; ни горящей, щекочущей страстью, сигареты в своих замёрзших пальцах, ни той родной бесконечности, раскинувшейся вокруг.
Он смотрел сквозь живое опустошёнными, истлевшими, как угли, глазами.

Но теперь он не один на этом краю провожает молочный мартовский день, как сиропом пропитанный смертью, алкоголем и холодом.

Он встретил своего Антиноя, и тот отныне всюду следовал за ним. Для всех – тенью, а для него – ярким божественным солнцем, слепящим сильнее римских доспехов. И в походах за мечтой, и в странствиях, пропахших солёным потом и жёлтым песком, и в нескончаемых доблестных битвах, где проливались алые реки крови, смываемые средиземноморскими лазурными водами, они дышали воздухом идей друг друга, они говорили в голос и ходили в ногу, молчали в унисон и смотрели в одну сторону

Он встречал с ним мгновения радости, и не покидал, когда тускнел озорной взгляд, сжимались в тонкую нить губы, и какая-то особенно грустная тень появлялась на лице, углубляя невидимые морщины и отчётливей рисуя хмурые брови.

И он, как красавец Антиной, в любую минуту готов был пожертвовать всем, что имел, бросившись с обрыва в воды Нила, только бы его Адриан улыбался.
Только бы вновь слышать его смех, чувствовать тёплую руку на своём плече, ловить ласковый бархатный взгляд.

Но он не мог ничего сделать. Только мог быть рядом. Тенью – для всех, но не для него.

Он достал из кармана влажную пачку сигарет и торопливо прикурил, морозя и обжигая пальцы.
Почему, когда боль царапает сердце и давит на глаза, выжимая безвкусные слёзы, хочется чувствовать на языке только горечь плотного дыма, рвущегося из лёгких и целующего губы?

Порыв посильнее – и он смотрит, как белоснежное спасение, вырвавшись из немеющих пальцев, гаснет в холоде у его чёрного ботинка.
Ещё одна нелепая случайная смерть.
Бессмертными у греков считались только Боги.
И после смерти Адриан провозгласил Антиноя Богом. Подарил ему вторую жизнь рядом с собой в виде неисчисляемых портретов и скульптур.
Но он ещё не готов становиться статуей. Он слишком живой.

Он инстинктивно снова тянется за пачкой, но успевает раньше заметить лёгкий поворот головы и протянутую, ещё дышащую сигарету, зажатую между дрожащими пальцами.

Пока он докуривает, тишину между ними разрывает только раздражительное пение морозного ветра.
А между тем, с каждой минутой, становится темнее: всё вокруг пухнет, проясняется, становится ярче. И кажется, что если отвести взгляд, то тебя тут же затянет в эту морозную глубину и свободу фиолетового неба. И ты весь будто бы приподнимаешься, растёшь вместе с этим печальным мартовским вечером, набираешь силы, чтобы сражаться с безысходностью, чтобы заполнить пустоту во взгляде напротив.
Чтобы не тонуть в могучей реке, вызывая женские бесконечные слёзы, а держаться как можно дольше на поверхности, глубоко и уверенно дышать полной грудью, – быть бессмертным греческим Богом.

Он отдаёт себя через глаза – кристальные и светлые, как снег под ногами.
Он громко молчит, слушая лишь мысли хмурого человека, что не сводит с него чёрных, как сама смерть, глаз, не в силах сейчас сдержать медленные слёзы. Прозрачные, как жизнь, и горячие, как агония.

Но человек не замечает слёз: он лишь моргает, даря их ненасытному ветру, приглаживает замёрзшей рукой волосы и усмехается. Губы вздрагивают, смыкаясь, и снова застывают в улыбке. Теперь уже тёплой и печальной, как и взгляд, сверкающий в очаровании темноты.

- Холодно здесь, Никит. Ты бы хоть куртку застегнул.
- Мне нормально.
- Нормально ему, - такое знакомое заботливое недовольство, что хочется подойти ещё ближе, подарить улыбку. – А потом опять таблетки глотать за кулисами, пропускать футбол с ребятами. Не дай бог, спектакли переносить придётся.
- Да всего один раз было, Олег, ты чего?
- Ничего. Волнуюсь. Помнишь, как в первый раз здесь оказался? – и снова смотрит куда-то в глубину бесконечного неба, прячущегося за пеленой вечера.
- Помню. И день помню.
- Это хорошо. У актёров память должна быть хорошая.
- Ты после репетиции меня привёз. Чёрт, я тогда испугался сильно.
- Ты что? Испугался, что я прыгать собрался? Ну ты даёшь, Никит.
- Да кто тебя знал тогда? Меньшиков друга похоронил, неделю в чёрном ходил, как вдова. Пил водку после репетиций постоянно. Знаешь, как мы боялись?
- Нууу…Пил я немного. «Кухню» всё-таки поставил же. И что, буйный был? – искренняя усмешка, уже пропитанная теплом. – Ну я не помню, Никит. Правда ничего не помню.
- Да нет, не очень. Притащил меня сюда. Тогда тоже холодно было.
- Первые дни декабря. Ещё без снега.
- Мы пили с тобой из горла, помнишь? И ты всё-время говорил, и…
- Да, помню.
- И курили одну сигарету на двоих, как сегодня.
- Но сегодня всё иначе. Иначе, Никит, - глубокий отчаянный вздох.
- Как всё прошло?
- В театре-то? Нормально. Нормально прошло. Много людей, много слов, цветов. Но я долго не выдержал. Сбежал.
- На крышу.
- Да, получается, что на крышу. И тебя позвал, зачем-то.
- Олег…
- Так получается, Никит, само собой. И мы ничего не можем сделать.
- Мёртвые заботятся о мёртвых, а живые о живых. И не надо по другому.
- Ты о Насте?
- О тебе.
- О, обо мне не надо заботится. Я в полном порядке. А Настя переживает, видела меня, когда я поднимался.
- Дверь открыта до сих пор.
- Да?… Ну ладно, пошли тогда домой, чаю выпьем горячего. Ох, ну и замёрз же я на этой крыше. Внизу, наверно, теплее.
- Точно теплее.
- Но в такие моменты тянет-то повыше, поближе к небесам, Никит. Душа стремится в бесконечность, когда понимает, что на земле нет ничего вечного. Что жизнь коротка. Зажигается, как сигарета, тлеет и гаснет.
- Но у всех свой огонь, особенный.
- Это верно, Никит. Это верно. Пошли. Там к чаю ещё коньяк есть подаренный. Согреемся.

И смеясь, они покидают крышу.
И только оставшийся в одиночестве ветер упрямо заметает их следы холодным снегом. И кутается в тёмно-синее одеяло мартовского грустного вечера, который запомнится, и потом забудется, как и многие-многие вечера, непохожие друг на друга.

@темы: фики

---

[Миссис Малфой]

"не палятся" ©

@темы: канон

---

Охота за тенью. Капсы.

[Крошка Пингви]

Предлагаю тихо всфапнуть по прекрасному

@темы: роли Татаренкова

---

Сиквел к предыдущему драбблу

[Крошка Пингви]

Автор: lutikov@
Пейринг: НТ/ОЕ, упоминается всё семейство ТатаренковоМеньшиковых, Маргарита Рудольфовна (спасибо Федечке за идею о) и её муж
Рейтинг: 12+
Размер: ~1300 сл.
Дисклеймер: все герои вымышлены, любое совпадение - случайно (кэп)
Описание: в жизни ОЕ случилось то, что случилось (см.предыдущий драббл), и вот они с ермоловским едут на гастроли в Киев...
Предупреждения: автор своё нынешнее состояние обзывает недокоитальным, в голове бардак, найдёте ошибки - свистите, а зефирки это всё равно хорошо)

- Так, вроде всё, - Никита ещё раз сверился со списком и просиял. – Нет, не всё! Ещё Маргарита Рудольфовна и Мелкий остались!
Меньшиков приложился лбом к холодной поверхности стола, на котором кроме непосредственно лба находились две чашки кофе и недоеденный Цезарь. Злосчастный салат заказал Никита, утверждая, что жутко голоден. Но когда принесли заказ, Татаренков был уже полностью поглощён изучением списка подарков, которые он вознамерился привезти из Украины. Зачем он включил туда подарок для Маргариты Рудольфовны, понять было можно, хотя и с трудом – их домоправительница полжизни провела в Киеве и сейчас, живя в Москве, явно не скучала по малой родине. Но вот что действительно не укладывалось у Олега в голове, так это зачем Никите понадобилось привозить сувенир их с Настей будущему сыну. Зачем покупать подарки человечку, который ещё не родился?
- Может, и в детский сад его прямо сейчас запишешь? - фыркнул Меньшиков.
- А я бы записал, - лицо Никиты посерьёзнело. – Но, во-первых, сделать это можно только после рождения. Во-вторых, я думаю, лучше будет нанять Мелкому няню…
- Ой, всё, - Олег замахал руками. – Мы же решили, что все эти вопросы ты будешь обсуждать с Настей. Или с Оксаной. Возвращаясь к Маргарите Рудольфовне – она однозначно любит галстуки и мужские стринги!
- Я всё ещё уверен, что их взяла не она! Маргарита Рудольфовна – степенная дама, у неё трое детей и четверо внуков, ей фетишизмом некогда страдать. А вот твоя жена… - Никита многозначительно приподнял брови (отчего Олег чуть приоткрыл рот и облизнул нижнюю губу). – Твоя жена любит такое. И моя любит. Прихожу я как-то домой…

Никита замолчал, предавшись воспоминаниям того дня. Изгибы, лоснящаяся кожа, шумное Настино дыхание, размеренное спокойное Оксанино…
После – два удивлённых лица, и в следующую секунду – горшок с кратоном, летящий прямо Никите в лоб…

- Приходишь ты домой и? – прервал его воспоминания трясущий за плечо Олег.
- Так вот! Оксана тогда ещё сказала, что Маргарита Рудольфовна жалуется, что у неё погиб кратон, а новый она купить не может – ей муж не разрешает цветы заводить.
- Чушь! Я был у неё в гостях, там все подоконники в цветах!
- Дослушай до конца и оцени по достоинству находчивость нашей старушки! - Никита посмотрел на Олега с нескрываемой гордостью, так, будто это он сам воспитал такую находчивую Маргариту Рудольфовну. – Сама она цветы заводить не может - Аристарх Михайлович итак всё время ругается на засилье зелёных "чудовищ", как он их называет. Но если цветок достаётся Маргарите Рудольфовне в подарок, то муж смиряется и отступает - ну, неприлично же отказать дарящему. И вот представь, приносит Маргарита Рудольфовна наш кратон и говорит «Это мальчики из самого Киева везли – надо обязательно поставить на видное место». Да мы осчастливим её вдвойне: она насладится и новым цветком и новой победой над мужем.
- Вообще-то можно, в таком случае, этот кратон и в Москве купить, - резонно заметил Олег.
- Всё должно быть максимально приближено к истине! – тут же нашёлся Никита.
Меньшиков обречённо закрыл глаза – спорить с Татаренковым всё равно бесполезно, уж если он на что решился, то будет биться за это до конца.
- Может, ты хотя бы немного поешь? – он кивнул на блюдо с почти нетронутым салатом.
Никита посмотрел на салат, потом на Меньшикова, потом опять на салат, потом опять на Меньшикова.
- Что-то не хочется… Будешь? – и радостно подтолкнул тарелку в сторону Олега. Тот молча пододвинул салат ближе к себе и оглядел стол в поисках приборов. Вилку он нашёл сразу.
- Татаренков, где нож?
- Я его спрятал, - загадочно прошептал Никита и недвусмысленно подмигнул Олегу.
- Ну, нет, - Олег сурово посмотрел на Татаренкова, но тому было хоть бы хны – он продолжал пялиться на Олега, вызывающе и будто специально покусывая нижнюю губу.
Меньшиков не сдался:
- Никита, тебе 37 лет, Пушкина уже убили к твоему возрасту!
- По-моему, не повод для гордости.
- Но ты же не хочешь кончить как он! А я ведь могу и подсобить, если не прекратишь уже вести себя как ребёнок!
Никита продолжил улыбаться, но уже с какой-то натугой.
- Между прочим, - шепнул он, - нож оказался острее, чем я думал…
- Так вытащи его!
- Я хочу, чтобы ты сам его нашёл.
- Чёрт с тобой, пошли.
Олег встал и направился в сторону мужского туалета. Никита последовал за ним. Когда они оказались в одной кабинке, Никита повернулся лицом к стене, опёрся на неё ладонями, расставил ноги пошире.
- Ты смотришь слишком много голливудских фильмов, - заметил Олег, ощупывая карманы татаренковских брюк. И быстро нашёл нож в левом.
- Вуаля! Идём, салат ждёт.
- Ну, Олег, - Никита развернулся и опёрся на стену уже спиной. – Раз уж мы всё равно здесь…

Он хватает Меньшикова за затылок, притягивает к себе, жадно целует. «Сопротивление бесполезно», приходит в голову Олега очередная глупая фраза из глупого фильма, когда Никита, оторвавшись от его губ, опускает руки на плечи и толкает вниз. Меньшиков покорно встаёт на колени и, расстегнув ширинку никитиных брюк, оттягивает трусы и начинает заниматься тем, за что в молодости можно было попасть под статью УК СССР, а сейчас можно попасть разве что в статью жёлтой прессы. «Народный артист отсасывает у своего коллеги!», «Минет не роскошь, а средство передвижения по карьерной лестнице!», «Женщинам на заметку: учитесь оральным ласкам, иначе муж уйдёт к другому!» Впрочем, для него это будет означать конец карьеры, а закончить карьеру в его положении равнозначно тюремному заключению. Жизни без работы он не представляет, а потому, продолжая совершать ритмичные движения, не забывает посматривать на дверь и прислушиваться к тому, что происходит за ней. Он одёргивает Никиту, когда тот принимается мычать громче положенного.
- Олег, будь проще, мы в чужом городе, в чужой стране! – шипит Никита, выгибая спину.
Меньшиков крепко держит его за бёдра, двигая на себя. Конечно, Никита в Союзе совсем не пожил, но даже он должен понимать, что тут всё население говорит и думает по-русски, а значит никакая эта страна не чужая. И осторожным надо оставаться и здесь.
Никита кончает, и Олег, вставая, подаёт ему бумагу:
- Ты меня до инфаркта доведёшь своими затеями! – сердитым шёпотом бросает он. – Каждый раз, когда мы приезжаем в другой город, ты тянешь меня в туалетные кабинки, на лавочки в парки среди ночи, находишь какие-то крыши – а ведь там бывает ветрено и простудиться недолго. Я сейчас, возможно, повторюсь, но твоя жажда нового и неизведанного меня до инфаркта доведёт.
- Я сейчас, возможно, повторюсь, - вторит ему Никита. – Но я тоби кохаю.
Он чмокает Олега в лоб и выталкивает из кабинки.

Никита вышел из туалета через пять минут после Олега. Когда он уселся на своё место, Меньшиков уже доедал остатки салата.
- Итак, насчёт Мелкого, - объявил Никита, как ни в чём не бывало, и Олег ещё раз позавидовал отличному умению друга сосредотачиваться на важных для себя вещах. Кто знает, может, он и во время минета обдумывал подарок будущему Меньшикову-младшему.
- Так как Мелкий стопроцентно пойдёт в футбол, - между тем продолжил Никита, а Олег задумался – когда это их многочисленное семейство успело решить, что Меньшиков-мл. пойдёт в футбол. – Нужно закладывать фундамент с детства. Поэтому за следующие два дня мы определяемся, как его будут звать, а послезавтра идём к Шевченко за автографом.
Меньшиков слегка закашлялся и даже чуть не подавился.
- И давно ты это придумал?
- Как только узнал, что Настя беременна, - кивнул Никита. – Ну, правда, в начале это должен был быть автограф от Роналду, либо от Месси. Но договориться с ними оказалось проблематично.
- Ещё бы!
- Ну и я подумал: раз мы всё равно в Киеве, можно попробовать связаться с Шевченко. Так что пока ты тут доедал мой салат, мне позвонил его секретарь и подтвердил встречу.
Никита счастливо улыбался, а Олег хмурился.
- Ну что?
- Я всегда думал, что он будет вратарём, - пробормотал Меньшиков. – И в этом случае нам нужен Акинфеев.
- И правда, без Акинфеева никак. Придётся ехать в Питер, - вздохнул Татаренков.
- Придётся ехать.
Олег посмотрел на Никиту, покачал головой и откинулся на спинку стула.
- Ты уже и там место присмотрел? – спросил он, подумав про себя, что Татаренков неисправим.
- Очень живописное кстати, - кивнул довольный Татаренков.
- Горбатого могила исправит, - пробормотал Меньшиков, и тут же увидел, как запрыгали чёртики у Никиты в глазах. – Татаренков, даже не думай! Никаких кладбищ, склепов, могил или крематориев.
- Как скажешь, - улыбнулся Никита.
Конечно, он не думал ни о каких могилах. Он прикидывал, насколько сложно будет заманить Меньшикова на экскурсию по Собору Парижской Богоматери.

@темы: фики

---

Драббл, который я наконец написала

[Крошка Пингви]

Автор: lutikov@
Пейринг: Оксана Татаренкова/Настя Меньшикова, упоминается ОЕ/НТ
Рейтинг: 12+
Размер: ~500 сл.
Дисклеймер: все герои вымышлены, любое совпадение - случайно (кэп)
Предупреждения: автор косноязычен в описаниях, имеет перепрыгивающие с одного на другое мысли в голове и вообще сумбур беспечность 229


Пружины скрипят, кровать прогибается, изящные пальцы вцепляются в спинку и держат крепко.
- Ок-са-на… - Настя выдыхает её имя, запрокидывает голову, разжимает веки и смотрит вверх.
По потолку расплываются разводы от протекающей каждую весну крыши, в углах - сплетенные обитателями этого домика паутины, лампочка почти моргает, вольфрам готов переломиться, раскрошив цоколь на мелкие осколки.
Только не сегодня, думает Настя, не в этот раз, не на её нежную кожу, не на её гибкое тело…
- Не останавливайся… - шепчет она, когда Оксана приподнимается – смахнуть капли пота с Настиного лба, чмокнуть в нос, прикусить мочку уха с быстрым «хорошо» и вернуться обратно.

Небо светлеет, подёргивается утренней лазурью, ветер разгоняет остатки туч, выпрашивает ещё один день без дождя. Будет солнечно, не по-весеннему душно, запахнет жареным мясом и всегда пригорающим луком. Нужно подготовиться к приезду гостей, прибрать комнаты, прибрать себя, выбросить сор из головы. Сделать всё идеально, чтобы Олег не жаловался на лишние запахи, мешковатые наряды, не по порядку разложенные вещи, некрепкий кофе.
- Не думай о нём, - Оксана ревнует, тянет Настю на себя, так что приходится отпустить спинку кровати, обнимает, прижимая к себе.

Настя стонет, когда Оксанины пальцы зарываются, массируют кожу на затылке, длинные ногти цепляют волосы, вызывая едва различимую боль. Не ту боль, что чувствуешь когда обжигаешь пальцы о капающий воск, когда чистишь зубы под струёй выстывшей за ночь воды, когда живёшь нелюбимой женой, когда, всё взвесив, решаешь уйти от мужа.
Олег никогда не любил её сердцем, не любил пальцами, не любил нежными словами и стихами о шёлковых платьях. Никита пытался объяснить, что это всё творческая натура, страдания гения, боязнь одиночества, страх подпустить слишком близко. Но Настя видела их вместе – Олег становился заботливым, нежным, мягким, счастливым – просто так, без скидок на особенности натуры. Просто важно встретить нужного человека, говорил Никита, научиться прощать, принимать, полюбить его.

В комнате душно, батареи раскаляются в соответствии с гостами электроэнергии, простыни намокают, Оксанины волосы вьются от влажности.
- Твоим взглядам,
Таким неуёмным мечтательным,
Рассеянным, притягательным,
Загадочным, проницательным
Стихов напишу я целую братию…
Оксана читает пришедшие в голову строки, целует Настины слёзы, приглаживает растрёпанные каштановые прядки, мысленно благодарит Никиту за то, что познакомил их. За то, что дал возможность жить с этой девочкой, целовать её по утрам, обнимать по вечерам, смотреть старые фильмы, забравшись с ногами на диван и укрывшись тёплым пледом осенью и лёгкой завесой весной.

- Нужно хоть немного поспать, перед завтрашним днём, сегодняшним днём, - бессонная ночь путает Оксанины мысли. – Перед важным днём. Очень ответственным днём!
Она ложится, и Настя укладывается рядом, давит на плечо – придётся потерпеть пару минут пока она не уснёт; Настина рука тянется к пупку, выводит замысловатые бесконечности.
- Олег грохнется в обморок, - Оксана не может без смеха вспоминать, зачем они собрались в этом ветшающем домике. – Мы дадим ему нашатыря, он очнётся и тут же грохнется вновь.
- Мне кажется, что Никита догадался, - сонно бормочет Настя, у которой кроме таланта вкусно готовить, шить плюшевые игрушки и смешивать любые виды алкоголя без последствий, есть талант стремительно засыпать.
- По-моему, догадались уже все кроме непосредственно виновника торжества.
Оксана улыбается, представляя, какие эмоции будут написаны на лицах их гостей: Никита обрадуется, Настина мама выдаст без эмоциональное «ну наконец-то», Олег побледнеет и осядет на вовремя подставленный стул.
Ничего, похлопает его по плечу Никита, отцовство - это здорово, тебе понравится.

@темы: фики

---

[Миссис Малфой]

17.07.2013 в 16:51

Пишет  son-chik:

Почему я этого не видела раньше?

+++

17.07.2013 в 12:12

Пишет  son-chik:

Никита

фото

+ с женой Оксаной и дочкой Софией

@темы: фото Татаренкова